Они отправились, уставшие, вместе с всадниками, находившимися в таком же состоянии, и стали просевать прах и соль[1365], где-то отдохнули и к часу вечерней молитвы возвратились обратно в войсковой стан, сказав, что ходили далеко, но никого не нашли и повернули назад, потому что неприятель убрался в пески и пустыню, а при них принадлежностей, [нужных в] пустыне не было; мы-де побоялись, как бы не случилось беды. С этой отговоркой согласились и то, что произошло после, я расскажу. Ежели бы [государь] не остановился и пустился бы преследовать противников, то все войско пошло бы за ним. Но я сказал, что господь бог не хотел [этого], и таков был приговор; *нет убежища от приговора его!*

Между тем [государь] окликнул меня: “Где Бу Наср Мишкан?” Я ответил: “Да будет долгой жизнь государя! Он с Бу Сахлем Завзани был вместе около слонов. Я, слуга, находился с ними, а когда поднялись ветер и пыль, я очутился один, разлученный [с ними], и добрался сюда. Они, должно быть, [где-нибудь] остановились”. [Государь] сказал: “Ступай и скажи Бу Насру, чтобы он составил письмо о победе”. “Слушаюсь”, — промолвил я и удалился. Эмир приказал двум накибам: “Поезжайте вместе с Бу-л-Фазлом в стан”. Накибы отправились со мной. Я ехал довольно долго, покуда доехал до стана. [Там] я нашел моего наставника, сидящего вместе с Бу Сахлем Завзани, в кафтанах и высоких сапогах, при оседланных лошадях, уже получивших извещение о победе. Они встали. Я сел и передал устное поручение. “Отлично”, — произнес Бу Наср и стал расспрашивать о положении. Я обрисовал все положение. “Правильное мнение выразил Бу-л-Хасан Абдалджалиль, но не хотят допустить нашего государя /577/ поступить как должно”, — сказал мой наставник Бу Сахлю.

Оба сели верхом и поехали встретить эмира. Они удостоились чести приветствовать [государя] и поздравить с победой, обменялись мнениями по разным вопросам, [затем] откланялись и уехали. Когда мой наставник возвратился обратно, он сочинил весьма прекрасное письмо об этой победе, а я переписал его набело. В час предзакатной молитвы [Бу Наср] представил [его государю]. Эмир прочитал, одобрил и сказал: “Нужно сохранить. Завтра мы пойдем в Серахс и, когда остановимся, там тоже будет написано письмо, и вестники пусть отправятся”. На другой день, третьего числа месяца шавваля[1366], расположились по ту сторону речки, похожей на озеро[1367]. Там показались неприятельские разъезды. В бой они не вступали, а помаячили на виду и ушли. Город Серахс мы застали разрушенным и без воды, а когда-то видели его цветущим и благоустроенным. Эмир забеспокоился, что здесь появились вражеские разъезды и сказал вельможам: “Может ли быть более дерзкий народ, чем этот. Мы полагали, что от той трепки, которая им досталась, они не натянут поводья[1368] до самого Джейхуна и Балхан-куха. Эдак бывает отступление царей и князей. Когда ханские войска отступали перед покойным султаном, [тогда] тоже никто не видел ни одного из тех людей. А этот народ — горсть разбойников. Ежели они хотят вернуться, то им достанется больше того, чем досталось”.

В час предзакатной молитвы пришло известие, что неприятель возвратился обратно на расстояние двух фарсангов, привел хашар, отводит в сторону воду этого источника и снова хочет биться. Эмир был весьма удручен. Ночью прибыли лазутчики и нарочные гонцы, доставившие записки осведомителей. Они писали: “Эта братия села выработать порядок действий и говорит, что неблагоразумно вступать в решительный бой с этим падишахом, будем блюсти свой обычай и не тревожиться за обозы и тяжелую поклажу. Эдакая сила пришла на нас, однако мы не разбежимся, покуда ему не станет страшно. Хочет ли он или нет, а повернет обратно. [Месяц] дей[1369] миновал, наступил таммуз[1370], но мы, жители пустыни, к зною и стуже привычные, можем вытерпеть, а он и его рать — не могут. Сколько бы ни мучились, они уйдут”. Затем мой наставник представил эти записки эмиру. Эмир пришел в отчаяние и замешательство.

На следующий день, после приема, он созвал тайное совещание с везиром и служилой знатью, рассказал об этом известии и прочитал им записки. /578/ “Что делать?” — спросил эмир. “Сделаем все, что прикажет государь”, — отвечали [присутствовавшие]. “Я думаю, что останусь здесь, — сказал эмир, — приготовлю снаряжение для пустыни и дам еще одно решительное сражение, когда [туркмены] будут разбиты, я не перестану их преследовать до самого берега реки”[1371]. “Надобно придумать что-нибудь получше, — возразил везир, — время плохое и подвергать себя опасности — нелепо”. Как раз, когда они об этом вели беседу, вода в источнике перестала течь. Сообщили эмиру. Было позднее утро. Прискакал наш дозор: неприятель подступил к войсковому стану с четырех сторон! Шатры разбили так тесно и в беспорядке, что между расположением полков правой и левой руки и большого полка, было совсем малое расстояние, как я никогда не видывал.

Обратившись к вельможам, эмир произнес: “С богом, пойдемте, сядем на коней!” Все ответили: “Государю остаться бы на месте — их предводители, говорят, не явились. Мы, слуги, пойдем и что надо, сделаем. Ежели будет нужда в поддержке, сообщим”. Они удалились и, приготовясь, пошли на неприятеля. Везир и мой наставник некоторое время сидели и утешали эмира и распоряжение отправить письма [о победе] и вестников приостановили, не объявится ли еще что. Ушли и они. Проточная вода уже далеко не доходила до нас. Мы накинулись на колодезную воду. Здесь, где мы находились, в небольшом расстоянии от города Серахса, колодцев было много. Оставшийся лед нельзя было доставить из-за нападений и преград врагов. Сильный бой продолжался до часа предзакатной молитвы. Много народа с обеих сторон было ранено и убито. Наши люди возвращались назад удрученные и подавленные, и победа большей частью оставалась за противником. Слабость и немощь овладели нашей ратью, словно она выбилась из сил. Тайные осведомители, кои находились в войсках, сообщали об этом эмиру. Вельможи и предводители тоже тайно посылали донесения к везиру через своих доверенных людей и жаловались на бездействие воинов, что они не дерутся, ропщут на нехватку кормов и нужду и говорят: “Ариз-де нас убивает ради больших сбережений, кои он делает. Мы боимся, что здесь стрясется большая беда”. Когда рать пустилась в разговоры, а неприятель одолевает, это дело нельзя оставлять [без внимания]. В час вечерней молитвы везир сел верхом, приехал [к эмиру] и попросил тайного приема. Он оставался [у государя] до часа молитвы на сон и вместе с