я, слуга [твой], тоже такого указания не сделаю, так как это не мое дело. Однако возникает трудный вопрос и задать его обязательно нужно”. “Что ж такое?” — спросил эмир. Я сказал: “Всюду, где каменистые пустыни или заросли колючек, там наш войсковой стан, а тот народ располагается среди несжатых пашен и хлебов, на превосходных местах; они находят лед и проточную воду, а нам приходится пить воду из колодцев, проточной воды и льда мы не получаем. Их верблюды могут выходить на пастбище, и туркмены могут доставлять корм издалека, а нам приходится держать верблюдов в стане у самых палаток, потому что вокруг стана [их] пасти нельзя”.

Эмир ответил: “Причина в том, что у них нет тяжелого обоза, а с нами тяжелый обоз, ради охраны которого нельзя заниматься другими делами. Вот почему я и говорю, что нам надобно освободиться от обозов, потому что от туркмен большой опасности нет, с их делом можно покончить”. “Есть еще вопрос, — продолжал я, — но без везира, без сипахсалара и старшего хаджиба и без военачальников не обойтись. Ежели высочайшее мнение сочтет возможным, то пусть завтра состоится собрание, дабы обсудить его, взяться за хорошо продуманное дело и завершить”. “Ладно”, — промолвил эмир. “Еще есть одно соображение, — сказал я, — да будет долгой жизнь государя, /582/ которое слуга [твой] стесняется вымолвить”. “Сказывай, рассказать нужно, ибо выслушано будет благосклонно”, — произнес эмир. “Да будет долгой жизнь государя! — сказал я. — Известно, что на то, что ныне в Хорасане творит сей народ: злодейства, убийства и истязание людей, на то, что считает дозволенными запретных жен мусульман, — в последние сто лет не указывали, [этого] не бывало и в летописях не упоминается, но тем не менее победа все же на их стороне. Скверные мы люди, что господь бог, да славится поминание его, сделал подобный народ нашим победителем и оказывает [ему] помощь. Дела в мире зависят от царей и божественного закона. Держава и мусульманская община — два брата, кои идут вместе и неразлучны. Ежели господь бог, велик он и всемогущ, оставляет без попечения своего какого-нибудь царя, так что этакий народ его осиливает, то это доказывает, что бог всевышний гневается на него. Пусть подумает государь о том, каковы дела у него с всевеликим царем небесным”.

“Я не знаю [за собой] такого обхождения с кем-либо или [такого] поступка, которых не одобрил бы всевышний господь”, — ответил эмир. “Слава богу! — произнес я. — То что я спросил и говорю — неучтиво, но я говорю это из сочувствия. Пусть государь взглянет получше на свое отношение к господу богу, велик он и всемогущ, и ежели нужно будет, попросит прощения и сделает это сегодня же вечером, [пусть] обратится к создателю со слезной мольбой, падет ниц, даст обеты и покается [в грехах], ежели они были у него перед богом, велик он и всемогущ, дабы с завтрашнего же дня увидеть появление следов того, что молитве царей, коль скоро она [исходит] от чистого сердца, с твердой верой, никакой преграды нет. Не нужно с [меня], слуги, взыскивать, потому что [государь] сам дал позволение”. Когда я высказался, [эмир], промолвил: “Я согласен так поступить и тебя прощаю, ты говорил по моему повелению и исполнил долг благодарности мне и отцу моему. Ступай и всегда, когда захочешь, говори именно так и давай советы, ибо к тебе нет недоверия”. Я поклонился и вышел. Надеюсь господь-бог, велик он и всемогущ, воздаст мне за то, что я сказал. Не знаю, понравилось ли или нет; по крайней мере, я снял с себя ответственность”. Я, Бу-л-Фазл, сказал: “Да будет долгой жизнь господина! Что лежало на тебе и долг признательности ты исполнил”, — и я ушел.

Когда наступил следующий день, созвали собрание и пошла беседа о разном. Совещались и вспоминали речи, кои /583/ вели враги, и дело ими учиненное. Порешили на том, чтобы везир послал посланца и посоветовал им разойтись, чтобы они вступили в переговоры и вернулись к первоначальной основе[1372], покамест дело не разрешится мирным путем и не исчезнет война и открытая вражда. Когда ушли от эмира, везир позвал хакима Бу Насра Мутауви'и-и Завзани — это был человек смышленный и речистый, прослуживший долгое время Мухаммеду Аляви, столь важному салару, знавший обычаи, как вести дела; после [салара] его оценил сей государь за способность и опытность и возложил на него попечение об арабах, стоящие они или нестоящие, — рассказал ему о чем шла речь, дал распоряжения и сказал: “Что султан об этом осведомлен, говорить, разумеется, не нужно. Поскольку я везир и должен размышлять о пользе для мусульман, друзей и врагов, то я говорю, конечно, об этих делах, дабы мечи были вложены в ножны; не пробивалась бы невинная кровь, и раияты пребывали в безопасности. [Скажи], что вы, мол, терпите мучения, вас колотят, бьют и убивают. Нашего столь могущественного падишаха вы сделали совсем врагом; завтра он не остановится преследовать вас, покуда не повергнет [в прах]. Хотя у вас время от времени бывает дело в сей пустыне, но за то никакого возмездия быть не может, ежели вы изъявите полную покорность и изволите сообщить, чтобы я на сей счет походатайствовал в присутствии нашего падишаха и доложил бы ему, что они-де эту войну и распрю, несчастье и разруху терпят из боязни за жизнь свою и жен и детей своих, ибо нет у них места на свете, где бы они могли поселиться. Ежели царское милосердие и благосклонность снизойдут к ним и будут им пожалованы пастбища и какая-нибудь область, то пусть выразят рабское послушание, дабы рабы [государевы] обрели покой от набегов и войны. Я устрою так, что им будет определена какая-нибудь местность, а до тех пор пусть они остаются спокойны и живут тихо и мирно”. Таких и подобных слов, мудрых и лажных, теплых и холодных, везир высказал много, много увещевал и предостерегал и, наконец, отпустил его.

Хаким Мутауви'и отправился к тем юнцам и обстоятельно передал устное сообщение великого ходжи, объяснил все, что шло им на пользу. Он присягнул, что великий султан, Поборник веры [в Аллаха], ничего об этом не знает, а везир, дескать, ради блага вашего дела и других мусульман прислал меня. Они оказали ему почести, поместили где-то и принесли много угощений. /584/ Потом все главари собрались вместе и совещались по этому поводу, мол, какого рода ответ нам послать