что императрица использовала имя Фелица для благосклонной принцессы в "Принце Хлоре", Державин в знаменитой оде (1782) дал то же имя "богоподобной царице Киргиз-Казахской орды" и просил эту фаворитку "научить меня, как найти розу без шипов, ... как жить приятно, но справедливо".92 Когда поэт апострофировал Фелицу как ту, "чье перо льет блаженство на всех смертных", он явно восхвалял Екатерину. Когда он упрекал себя в том, что "спит до полудня, курит табак, пьет кофе, ... и заставляет мир трепетать от моего вида" или предается "роскошным пирам за столом, сверкающим серебром и золотом", все при дворе понимали, что это удар по Потемкину. Державин возносил восторги, восхваляя "императрицу" Фелицу, которая "из тьмы творит свет", никого не обижает, к малым проступкам относится снисходительно, позволяет людям говорить свободно, "сочиняет басни в назидание" своему народу и "учит азбуке Хлора" (внука Александра). И поэт заключил: "Я молю великого пророка, чтобы я мог коснуться праха твоих ног, чтобы я мог насладиться сладостным потоком твоих слов и твоего взгляда. Я молю небесные силы расправить свои сапфировые крылья и незримо охранять тебя, ... чтобы слава о твоих деяниях сияла в потомстве, как звезды на небе".93 Державин протестовал, что не желает награды за то, что принес столько меда, но Екатерина продвигала его по службе, и вскоре он был так близок к ней, что мог видеть ее недостатки; он больше не писал похвал. Перейдя на более высокий трон, он написал "Оду Божеству", поздравляя его с тем, что он "три в одном" и что он держит небеса в таком хорошем порядке. Временами он обращался к метафизике и повторял доказательство существования Бога, данное Декартом: "Конечно, я есть, значит, и Ты есть".94 Эта ода в течение полувека оставалась непревзойденной по популярности, пока не появился Пушкин.

Денис Иванович фон Визин поразил столицу двумя бойкими комедиями: "Бригадир" и "Малый". Успех последней был настолько полным, что Потемкин посоветовал автору "умереть теперь, или никогда более не писать", т.е. все дальнейшее умалило бы его славу.95 Визин отверг этот совет и увидел, что его пророчество сбылось. В последние годы жизни он путешествовал по Западной Европе и прислал домой несколько прекрасных писем, одно из которых содержало гордое предсказание: "Мы [русские] начинаем, они [французы] заканчивают".96

Самой интересной фигурой в литературе екатерининского царствования был Николай Иванович Новиков. Отчисленный из Московского университета за лень и отсталость, он превратился в человека непрекращающейся интеллектуальной деятельности. В возрасте двадцати пяти лет (1769) в Петербурге он редактировал журнал "Дрон", названный так в противовес периодическому изданию Сумарокова "Трудолюбивая пчела". В живом стиле Новиков нападал на коррупцию, распространенную в правительстве; он осуждал вольтеровскую иррелигию высших классов как разрушительную для нравственности и характера; он превозносил по контрасту то, что, по его мнению, было беспрекословной верой и образцовой моралью русских до Петра Великого. "Старые русские правители как будто предвидели, что с введением искусств и наук самое драгоценное сокровище русских - их нравственность - будет безвозвратно утрачено";97 И здесь Руссо воевал с Вольтером. Екатерина бросила на "Дрона" недобрый взгляд, и в 1770 году его издание прекратилось. В 1775 году Новиков вступил в масоны, которые в России обращались к мистицизму, пиетизму и росикрусианству, пока их братья во Франции играли с революцией. В 1779 году он переехал в Москву, возглавил университетскую типографию и за три года опубликовал больше книг, чем вышло из нее за двадцать четыре. На средства друга он приобрел еще несколько типографий, создал издательство, открыл книжные лавки по всей России и разнес по свету свое евангелие религии и реформ. Он создавал школы, больницы и диспансеры, а также типовые дома для рабочих.

Когда Французская революция превратила Екатерину из просвещенной в испуганную деспотию, она опасалась, что Новиков подрывает существующий порядок. Она поручила Платону, митрополиту Московскому, изучить идеи Новикова. Святитель доложил: "Молю Всемилостивого Бога, чтобы не только во вверенной мне Богом и Вами пастве, но и во всем мире были такие христиане, как Новиков".98 Подозрительная императрица все же распорядилась заточить Новикова в крепость Шлюссельбург (1792). Там он оставался до смерти Екатерины. Освобожденный Павлом I, он удалился в свое имение Тихвин и провел оставшиеся годы в делах благочестия и благотворительности.

Худшая участь постигла Александра Николаевича Радищева. Посланный Екатериной в Лейпцигский университет, он ознакомился с некоторыми работами философов, особенно его тронули "Общественный договор" Руссо и разоблачения Рейналем европейской жестокости в колониальной эксплуатации и работорговле. Он вернулся в Петербург, воодушевленный социальными идеалами. Поставленный во главе таможни, он выучил английский язык, чтобы иметь дело с английскими купцами, занялся английской литературой, на него особенно повлияло "Сентиментальное путешествие" Стерна. В 1790 году он опубликовал одно из классических произведений русской литературы - "Путешествие из Петербурга в Москву". Он исповедовал православие, но осуждал навязывание священниками народного легковерия; принимал монархию, но оправдывал восстание против правителя, который нарушает "общественный договор", отменяя закон. В ней описывались расчленение семей по воинской повинности и жестокое обращение хозяев с крепостными; в одном месте, говорил Радищев, ему рассказали о помещике, который надругался над шестьюдесятью крестьянскими девицами. Он осуждал цензуру и ратовал за свободу печати. Он не выступал за революцию, но просил милосердно отнестись к ее сторонникам. Он обратился к дворянам и правительству с призывом покончить с крепостным правом. "Смягчитесь, жестокосердные; разбейте оковы ваших братьев, откройте темницы рабства. Крестьянин, дающий нам здоровье и жизнь, имеет право распоряжаться землей, которую он обрабатывает".99

Как ни странно, книга была пропущена цензором. Но Екатерина в 1790 году опасалась, что ее народ может подражать Французской революции. Нарушительницу шестидесяти девственниц она наказала, а Радищева приказала судить за измену. В его книге были найдены отрывки о штурме крепостей и восстании солдат против жестокого царя, а также хвалебные отзывы об англичанах, оказавших сопротивление несправедливому царю. Сенат приговорил автора к смертной казни, императрица заменила ее десятью годами сибирской каторги. Император Павел I разрешил Радищеву вернуться из ссылки (1796); Александр I пригласил его в Петербург (1801). Там, через год, безосновательно думая, что его снова сошлют, он покончил с собой. Его судьба и судьба Новикова - одно из многих пятен на блестящем царствовании.

IX. АРТ

Екатерина сделала для искусства немного больше, чем для литературы, поскольку искусство было обращено только к высшим классам и не звучало сигналом к восстанию. А вот популярная музыка невольно была революционной, ведь почти вся она состояла из грустных песен в минорной тональности и с заунывным аккомпанементом, повествующих не только о разбитых