Выборы в столичную городскую думу 20 августа кардинально отличались от районных, прошедших в июне. Явка избирателей упала с 75 до 45 %. Никаких собраний избирателей на улицах, минимум автомобилей с плакатами и воззваниями. Можно было пройти мимо избирательного участка и не заподозрить, что там проходят выборы. Газета «Современное слово» писала: «Очевидно, что выборная энергия заметно пала: она ушла на выборы в районные думы. С другой стороны, масса граждан ждала чудес от этих районных дум, которые, по мысли обывателей, сразу всех накормят, напоют, обуют и оденут, раздобудут дешевые и гигиенические помещения и, устранив все косвенные налоги, чрезвычайно удешевят жизнь. Опыт работы районных дум показал, что ни одно из ожидавшихся (и левым партиями — обещанных) чудес не сбылось… Солдаты, которые голосовали дружно, среди которых воздержавшихся почти не было, отдавали свои воты большевикам и соц. — рев.»[1862]. Прогресс большевиков был поразительным. Они получили 33,5 % (июнь — 20 %), эсеры — 37,5 % (50 %). На долю эсеров пришлось 75 мест в Думе, большевиков — 67, кадетов — 42, меньшевиков — 8.

Большевики укрепляли позиции далеко не только в столице. На конференции профсоюзов Урала в середине августа с участием полтораста тысяч рабочих по всем вопросам были вынесены решения, предложенные большевиками. В Киеве на конференции фабзавкомов 20 августа резолюция большевиков принята 161 голосом против 35, при 13 воздержавшихся. На выборах в Гордуму Иваново-Вознесенска большевики из 102 мест получили 58, эсеры — 24, меньшевики — 4. В Кронштадте председателем Совета избран большевик Брекман, городским головою большевик Покровский»[1863].

Керенский вернулся в Петроград 6 июля.

В шесть вечера Керенский прибыл на Царскосельский вокзал. Половцов вошел вместе с остальными встречающими в вагон и рапортовал, что порядок в городе восстановлен. «Происходит неожиданная сцена: Керенский обращается к Якубовичу и благодарит его за проявленную им энергию при подавлении беспорядков (он то при чем?), а затем, повернувшись ко мне, заявляет:

— А Вам я ставлю в вину, что при выполнении Ваших обязанностей Вы слишком считались с мнением Совета солдатских и рабочих депутатов…

На его выходку отвечаю гробовым молчанием и ухожу, решив немедленно подать в отставку»[1864].

Из поезда же Керенский вышел в приподнятом настроении «Платформа и привокзальная площадь были заполнены толпой людей самого разного возраста и разных сословий, пришедшая приветствовать меня. С таким же энтузиазмом меня встретила толпа и на площади перед Зимним дворцом, когда я подъехал к штабу Петроградского военного округа, где после начала восстания разместилось правительство»[1865]. Прежде чем войти в зал, Керенский «приказал штабным офицерам немедленно составить и подать мне список подлежащих аресту большевиков, сразу же приступив к розыску и задержанию изменников и подстрекателей»[1866]. Впрочем, и без того, как мы знаем, большевиков активно отлавливали.

Тем не менее по настоянию Керенского Временное правительство постановило: «Всех участвовавших в организации и руководстве вооруженным выступлением против государственной власти, установленной народом, а также всех призывавших и подстрекавших к нему, арестовать и привлечь к судебной ответственности как виновных в измене родине и предательстве революции»[1867]. Приказ поступает… Половцову, немедленной отставки которого не состоялось. «Пальчинский вдруг приводит меня в кабинет Керенского и начинает его отчитывать, говоря, что он понятия не имеет о действительном ходе событий в Петрограде, что он ко мне несправедлив и т. д. К великому моему изумлению, Керенский смущенным молчанием встречает резкую отповедь Пальчинского, а затем подходит ко мне и извинительно протягивает руку». Но приказом Временного правительства в отношении большевиков Половцов не слишком доволен. «Единственное правильное решение было бы покончить с ними самосудом, что при данном настроении солдат и юнкеров очень легко устроить… Офицер, отправляющийся в Териоки с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю ли я получить этого господина в цельном виде, или в разобранном… Отвечаю с улыбкой, что арестованные очень часто делают попытку к бегству»[1868].

А впереди была ночь больших перемен — на 7 июля. Керенский подтверждал: «Те двадцать четыре часа, которые я провел тогда в Петрограде, и особенно бессонная ночь 7 июля, никогда не изгладятся из моей памяти. Я застал князя Львова в состоянии ужасной депрессии. Он лишь ожидал моего приезда, чтобы выйти из правительства… И в тот же день поздно вечером из Ставки поступило первое краткое сообщение о том, что немцы прорвали фронт 11-й армии в районе Калуша и что мы беспорядочно отступаем»[1869].

В полночь «с этой телеграммой в руках я вошел в зал, где собралось Временное правительство. Представители Совета еще его не покинули. С большим трудом держа себя в руках, я громко прочел телеграмму от начала до конца и спросил делегатов Совета:

— Думаю, вы больше не возражаете против арестов?

Никто не решился ответить. Но молчание было красноречивей любого ответа»[1870].

Для восстановления порядка в столице ВЦИК назначил комиссию в составе Авксентьева и Гоца, которые вместе с назначенными Временным правительством Скобелевым и Лебедевым предложили «немедленно приступить к аресту лиц, руководивших восстанием. Таким образом, правительство революционной России впервые вступило на путь применения репрессий против установленного демократического порядка»[1871].

Но согласившись на репрессии против большевиков и на объявление «революции в опасности», ВЦИК Советов одновременно потребовал «безотлагательно осуществить мероприятия, указанные в решениях съездов Советов, направленные к уничтожению всех остатков старого строя, к утверждению демократической республики, к проведению неотложных мероприятий в области земельного и рабочего вопросов, к развитию местного самоуправления для подготовки выборов в Учредительное собрание». Особенно настаивая на трех пунктах: провозглашении республики, роспуске Думы и сохранении Чернова в составе правительства, Советы предлагали будущему правительству программу, состоящую исключительно из тех вопросов, которые являлись конфликтными при прежнем.