— Ты был выброшен, Арган, из рядов духовенства, и всехрамы были для тебя закрыты, ибо был ты нечист. Но теперь я должна очиститьэтот святой и освященный молитвенный дом от скверны твоей.

И посмотрела Божественная Двейя на супостата, который,дрожа, стоял пред ней.

— Сдается мне, это не будет сложным делом, —задумчиво произнесла она, поджав губы. — Ты всего лишь прах, отступник, апрах легко убрать.

И тогда протянула она свою округлую руку и подняла ее, какбудто поднимала вверх то, что не имеет никакого веса.

И вот Арган, отступник с соломенными волосами, вознессяввысь и повис в одиночестве перед Богиней, которая взвесила его на весах своегоправосудия и нашла слишком легким. И тогда обратился служитель Генда в мелкие,сверкающие пылинки, которые все еще стремились сохранить форму того, когокогда-то звали Арган.

— Подойди к окну, Бхейд, — скомандовалАльтал. — Оно целиком твое, или оно — это ты. Сон Эмми был немного трудендля понимания.

Бхейд, бледный и дрожащий, подошел к окну и встал рядом сАльталом.

— Что я должен делать, Божественная? — смиренноспросил он.

— Просто открой окно, Бхейд, — приказалаона. — Нужно проветрить храм.

Бхейд послушно открыл окно, и тогда прямо за его спинойподнялся великий ветер, завыл над его головой и ворвался через окно в храмДвейи.

И сверкающие пылинки того, что было когда-то Арганом, унессильный ветер, оставив позади лишь слабое эхо его отчаянного крика, смешавшеесяс пением Кинжала.

И лицо Двейи исполнилось удовлетворением, и так молвила она:

— И снова храм мой очистился от скверны. И песньКинжала взлетела ввысь с неописуемой красотой, ибо это была молитва во славусего священного места.

Альтал сидел в одиночестве в башне Двейи, в какой-тозадумчивости глядя на пляшущие сполохи Божественного огня за краем мира.Насколько ему было известно, Божественный огонь не служил никакой полезнойцели, зато был очень красив на вид. Однако смотреть, как он играет в северномнебе, было до странности расслабляющим занятием, а Альталу сейчас требовалосьнекоторое расслабление.

С исчезновением Аргановых Красных Ряс крестьянское восстаниев Перкуэйне сошло на нет, тогда как Бхейд с удивительной и неожиданной для негобыстротой продвинул служителей Серой Рясы, которые заняли властные посты.Свойственная Бхейду привычка мучительно размышлять над каждым принимаемымрешением словно улетучилась, и он начал пробивать себе дорогу, переступая черезголовы оппозиционеров, почти как экзарх Эмдаль в молодости. Поначалуперкуэйнская знать увидела в лице Бхейда своего защитника, но он довольно скорорассеял их заблуждения. Перкуэйнские аристократы были немало поражены,обнаружив, что служителей Серой Рясы не интересуют взятки и не пугают угрозы.

По мере того как зима стала отступать и приближалась весна,перкуэйнская знать начата осознавать, что экзарх Бхейд одержал победу. Времяпосева стремительно приближалось, и крестьянам повсеместно были отданы указанияо том, что ни одно зерно не должно упасть в землю без разрешения Бхейда, аБхейд, похоже, был не расположен что-либо разрешать. Сначала знать шумнонегодовала. Бхейд не обратил на них никакого внимания.

В Южном Перкуэйне наступила ранняя весна, знатные жителиэтих районов стали все более приходить в отчаяние, поскольку поля их так иоставались невспаханными и незасеянными. Их призывы к экзарху Бхейдустановились все более и более настойчивыми.

Бхейд ответил на это рядом “рекомендаций”.

Когда аристократы об этом услышали, они еще больше пришли внегодование.

Бхейд пожал плечами и вернулся в Магу, чтобы выждать время.Лейта лукаво назвала это “бхейдить” время. Альталу казалось, что иногда чувствоюмора Лейты бывает каким-то извращенным.

По мере приближения весны изначальные “рекомендации” Бхейдапостепенно превращались в “требования”, и знатные жители южного Перкуэйна одинза другим начали капитулировать. Пользуясь наступлением весны, Бхейд вымогал уохваченных паникой аристократов уступку за уступкой. Таким образом он неумолимопродвигался на север, оседлав весну, словно боевого коня, и покоряя все насвоем пути. Несколько высокомерных господ отказались выполнить требованияБхейда, считая их “оскорбительными”. Бхейд только улыбнулся в ответ и выставилих в качестве “примера”. Вскоре стало совершенно очевидно, что когда экзархБхейд говорил об “окончательном предложении”, он именно это и имел в виду. Вэтом году большое количество огромных территорий в Центральном Перкуэйнеоказались под паром.

Несколько недель спустя Бхейд уже не пытался объяснить,каким образом ему удается быть одновременно в трех или четырех местах, и оновом экзархе по окрестностям поползли невероятные слухи. К началу лета почтивсе в Перкуэйне относились к “пресвятому Бхейду” с благоговейным трепетом.Знать была недовольна тем, как Бхейд нарушает “установленный порядок”, однакоиз предосторожности никто не высказывал своего несогласия вслух.

— Цель оправдывает средства, насколько японимаю, — пробормотал про себя Альтал.

— Папочка, мы что, уже сами с собой начинаемразговаривать? — спросила Лейта, стоя в дверях на верхней площадкелестницы.

— Просто мысли вслух, — ответил он.

— А-а. Если бы все мыслили вслух, я бы лишилась работы,не так ли? Двейя говорит, что пора ужинать, — ее голос звучал приглушенно.

Альтал поднялся и посмотрел на светловолосую девушку.

— Тебя все еще мучает то, что произошло в Магу? —участливо спросил он ее. Она пожала плечами.

— Это необходимо было сделать, — ответила она.Просто мне бы хотелось, чтобы это сделал кто-то другой.

— Со временем это пройдет, Лейта, — успокоил он.

— Но сейчас мне от этого не лучше, — ответилаона. — Лучше пойдем ужинать. Ты же знаешь, как сердится Двейя, когда мыопаздываем.

— О да, — согласился он, когда они подходили к лестнице. —Бхейд поспал хоть немного? Сегодня утром, когда он вернулся из Магу, онвыглядел совершенно нездоровым.

— Он отдохнул, — ответила она. — Не знаю,много ли он спал. Сейчас у него голова забита всякими заботами.

— Не сомневаюсь. Однако рано или поздно ему придетсянаучиться распределять полномочия. Он не может все делать сам.

— Пока что он это еще не совсем осознал, —заметила Лейта.