И магазинчик Синдзиро стоял опустелый и мертвый, словно скорлупка цикады. Одинокий такой, заброшенный. Вяли цветы на его клумбах. Я купила воды и полила его цветы. Все равно они так и стояли, опустив свои цветочные головы. Я не смогла спасти даже их.

Шла, опустив голову. Просто шла. Просто чтобы идти. Страшно было возвращаться в опустелый дом. А в школу возвращаться на оставшееся время не хотелось: не хотелось никого из знакомых видеть, не хотелось им что-либо объяснять. Тем более, скоро шестой класс закончится и мы все разойдемся по разным сторонам. Наверняка большинство разойдется. Большинство в этой жизни расходятся по каким-то причинам: люди редко ценят саму возможность быть около друг друга, постоянно выбирая что-то еще. Люди недостаточно редко видят могилы. Или слишком часто, потому боятся оставить надолго возле кого-то свое сердце, потому что боятся, что потом его вместе с кем-то придется похоронить?

Страшно и пусто было без мамы. И без Синдзиро было ужасно грустно. Я поняла это, когда уже в третий раз прошла мимо опустелого магазинчика сладостей. Бывшего магазинчика, в котором и возле которого уже прекратилась особая, сладкая жизнь, потеряв блеск и радушие его дружелюбного хозяина.

То плакала, то прекращала. Воды, оставшейся от цветов — всего только три глотка решилась оставить себе — надолго и намного моих слез не хватило.

Просто шла. Просто надо было куда-то брести. Просто, чтобы идти. Хотя даже так меня преследовали страшные мысли.

— О, Сеоко-тян! — радостно вскричали позади.

Я, сжавшись, остановилась. Не хотелось видеть никого знакомого. Тем более, такого радостного.

Но Сатоси-сан меня обогнал, встал впереди, наклонился, сжал мои плечи, заглянул мне в глаза.

— Сеоко-тян, что случилось?! — спросил он в ужасе.

— Ну… это… ано… — замялась я.

А потом нас догнала Дон Ми, несущая два рожка с мороженным. Она шла медленней, чтобы их не уронить, но, судя по виду, старалась побыстрее идти, волновалась.

— Что случилось? — легонько потормошил меня заботливый молодой полицейский. Замер в нерешительности, потом грозно уточнил: — Может, мне кого-то надо побить? Из мальчишек? Может… — запнулся. — Может, того мальчика, который с тобой ходил? Он тебя обидел?

— А можно… — всхлипнула. — Можно я не буду ничего говорить?

Страшно было признаваться, что даже родная мать оставила меня. Неужели, я такой плохой ребенок?

— Хорошо, можешь не говорить, — серьезно решила Дон Ми за них двоих и, покосившись на полицейского — тот кивнул — протянула мне не начатое мороженное. — Но тогда ты обязана съесть это целиком, — грозно сдвинула густые, неровные слегка брови.

— С-спасибо, — шмыгнув носом, приняла угощение.

Они, опять переглянувшись, принялись меня отвлекать от моих мыслей. Дружно, как одна команда. Хотя наш участковый был в форме, они оба остались рядом со мной. Много обсуждали музыку и какие-то инструменты. Оказалось, молодой мужчина и девочка оба знают множество о музыке разных народов и эпох, оба ее обожают. Я даже про все эти инструменты и всех этих композиторов и певцов никогда не слышала! Только и могла, что хлопать растерянно глазами и медленно облизывать мороженное. Дон Ми, забывшись, совершенно забыла о своем. И, когда мимо проезжал какой-то среднешкольник на велосипеде, едва не попала под колеса.

Правда, Сатоси среагировал вовремя — подхватил девочку и увлек в сторону, прижал к себе. Потом, развернувшись, погрозил подростку кулаком и прокричал, что тому это припомнит.

— Мерзкий янки! Совсем обнаглели! — долго негодовал он.

Дон Ми сначала терпела, потом осторожно отстранилась. Молодой мужчина, смутившись, ее отпустил.

— Я запачкала вашу форму, Сатоси-сэмпай, — она смущенно указала на пятно от мороженного. — Простите. Хотите, я…

— А, не, стоит это того! — проворчал полицейский. — Главное, что этот мерзавец не навредил тебе. Но я ему штраф напишу за превышение скорости и невнимательность на дороге, — задумчиво лоб под кепкой потер. — Или лучше сходить к его отцу? Тот — чиновник влиятельный, хотя и распустил сына. Скажу, что нажалуюсь в газету, если его сын кого-нибудь в итоге собьет. И пусть отец делает с этим хулиганом хоть что-то!

— Не стоит, — вздохнула.

— Нет, стоит! — продолжал негодовать мужчина. — А вдруг этот подлец вырастет и уже на машине кого-нибудь собьет?

— Сатоси-сэмпай, успокойтесь! — взмолилась уже Дон Ми. — Не стоит вам ссориться с его отцом. Тем более, я совсем в порядке. Но что-то случилось у Сеоко-тян.

И оба опять повернулись ко мне.

— Да не стоит обо мне… — смутилась уже я.

Они опять стали обсуждать классическую музыку, какого-то старинного корейского композитора. Но, присмотревшись, они вскоре поняли, что я мало интересуюсь музыкой, и стали уже обсуждать историю. С учетом того, что я могла знать не про всех упомянутых ими исторических деятелей. Говорили про холм из отрезанных ушей, про то как хан Хубилай, захватив Поднебесную, услышал, будто в Нихон много золота, а ветер потопил большую часть его воинов и кораблей. Камикадзэ, «божественный ветер»… Они еще знали столько подробностей, так живо обо всем говорили! Кажется, помимо музыки эти мужчина и девочка еще обожали и историю. Они явно разговаривали уже не первый раз, им точно нравилось узнавать новое, обсуждать подробности и узнавать мнение друг друга по любому поводу. Да еще они вместе поедали мороженное. Кажется, они теперь друзья.

Мне было грустно смотреть на них — эти двое, не смотря на разницу в возрасте, все нашли что-то общее и радостно общались друг с другом — но еще я радовалась, что они пустили меня к себе. Смогли отвлечь. В их уютной компании я сначала остудилась мороженным со вкусом зеленого чая, потом согрелась от их заботы. Я была благодарна им.

Внезапно Сатоси-сан вспомнил, что ему надо снова наш район обходить. Щелкнул пальцем по вафле убегающего от Дон Ми уже мороженного — девочка только засмеялась — и, пару раз извинившись, ушел. Сегодня без любимого своего велосипеда. Дон Ми грустно проводила его взглядом.

— Он такой интересный! — призналась она тихо, когда молодой мужчина уже далеко отошел. — Столько всего знает! И не гордый, не смотрит на меня сверху вниз только от того, что я — кохай.

— Да, здорово, что вы подружились, — улыбнулась я.

В чужом городе — Сатоси-сан мне как-то признался, что он родом из Токио — ему, наверное, было грустно. Особенно, после того, как его невеста бросила. А теперь ему есть с кем поговорить. Но странно, в этой жизни иногда чужие люди ближе и заботливее, чем близкие! Впрочем, в этой жизни случается всякое. Я уже это начала понимать.

Бродила по городу до темноты. Отец так и не позвонил, хотя вроде уже должен был вернуться.

Сгущались сумерки. Сгущалась тоска. Я еще пару раз прошлась мимо магазина Синдзиро. Такого опустевшего и холодного. Хотя цветы на клумбе подняли головки, выпрямились. Я могла порадоваться хотя б за них. Хотя, наверное, им теперь будет очень одиноко.