Воспоминания о том, что я увидел там, до сих пор иногда всплывают в голове: от них просто так не отделаться. Я часто спрашиваю себя, зачем туда пошел. Думаю, я попросту не верил рассказам о том, что там происходит, что шариат узаконивал подобные убийства и пытки.

Футбольный стадион был забит зрителями, и я пытался понять, какие чувства все они испытывают. Неужели все это стало для них совершенной обыденностью? Или же это простое любопытство?

Я пытался представить, каково было людям, которым суд выносил невероятно жестокие приговоры. Мелкие проступки вроде кражи буханки хлеба влекли за собой ужасные наказания. Я наблюдал издалека, как люди выстраивались в очередь и им одним ударом мачете отрубали руки или ноги. Многие из них приходили, держа свои ампутированные конечности в пакете, в амбулаторное отделение больницы и просили меня пришить их обратно. В наши дни подобные операции действительно проводятся в специализированных отделениях с помощью всевозможных микрохирургических инструментов, но в то время в Кандагаре об этом не могло быть и речи. Все, что я мог сделать, – это обработать рану и полностью закрыть культю кожей. По крайней мере, в соответствии с законами шариата, всем этим несчастным отдавали их отрезанные части тела, чтобы они могли их похоронить.

Полгода спустя мир вступил в новую эру: 11 сентября 2001 года были совершены нападения на Нью-Йорк и Пентагон. Эти события потрясли и ужаснули меня, равно как и всех остальных, и мне стало не по себе от мысли о том, что всего за несколько месяцев до этого я работал среди людей, разделявших идеологию этих террористов.

Практически сразу же Афганистан погряз в новом военном конфликте – правительства Джорджа Буша и Тони Блэра сформировали коалицию, чтобы поймать бен Ладена, главного организатора этих нападений. Буш предъявил руководителям Талибана[41] в Кабуле ультиматум с требованием выдать бен Ладена, а после их отказа совместно с британцами и остальными союзниками начал операцию «Несокрушимая свобода» по свержению Талибана[42]. Кабул пал в середине ноября, но лидеру «Аль-Каиды»[43] удалось избежать плена – предполагалось, что он проскользнул через границу в Пакистан.

Тем временем, как известно из имеющихся документов, влиятельные неоконсерваторы из администрации Буша решили воспользоваться шансом, предоставленным терактами 11 сентября, чтобы выступить против давнего противника Соединенных Штатов, иракского диктатора Саддама Хусейна. Несмотря на отсутствие каких-либо доказательств причастности Ирака к терактам, а также на критику «Аль-Каиды»[44] со стороны Саддама, он также оказался втянут в войну с терроризмом. Авиаудары начались в марте 2003 года, а месяц спустя Багдад пал. Режим Саддама был свергнут, но заявление Буша о «выполненной миссии», как гласил плакат, на фоне которого он произнес речь на борту американского корабля «Авраам Линкольн», как оказалось, было чудовищным лицемерием.

В ходе первоначального вторжения в Ирак британские войска сыграли важную роль в захвате южного портового города Басра с населением около миллиона человек. После свержения режима британцы еще четыре года продолжали контролировать город. В течение этого времени я неоднократно работал волонтером «Врачей без границ» и МККК, посетив различные африканские страны. Разумеется, я не переставал внимательно следить за событиями, разворачивающимися на Ближнем Востоке, и в 2006-м решил вступить во вспомогательные ВВС Великобритании в качестве добровольца запаса. Отчасти мной двигало желание воплотить детскую мечту стать пилотом, но во многом меня вдохновил на это разговор с коллегой и другом Питом Мэтью, который уже состоял во вспомогательных ВВС в составе 612-й эскадрильи на базе Королевских ВВС в Люкарсе. Он сказал, что, если я увижу, как все происходит у военных, смогу научиться новым методикам и расширить свои навыки хирурга-травматолога.

Хоть в детстве я и собирал модели самолетов, обожал полеты и увлекался историями о войне, от мысли об армейской службе мне было немного не по себе. Казалось, это противоречит самой сути моей гуманитарной работы, но я знал, что это откроет мне дорогу ко всевозможным учебным курсам и встречам, куда иначе было никак не попасть. Моим истинным мотивом было обучение, впоследствии я смог бы использовать полученные знания и делиться ими с коллегами в полевых условиях. Итак, я записался, и мне присвоили звание командира эскадрильи[45] (самое низкое звание, которое давали дипломированным хирургам), сообщив, что у меня будет возможность поработать в Басре в 2007 году.

Это, однако, не шло ни в какое сравнение с тем, что случилось с одним младшим врачом, лечением которого я занимался: рядом с ним взорвался реактивный снаряд, и он получил множественные осколочные ранения лица. В лучших традициях черного юмора армейских медиков его прозвали Конопатым.

Вместе с тем я совершенно не ожидал, что столкнусь со смертью в благородном Челси за неделю до планируемого отъезда. На входе в больницу, где я работал, стояла вращающаяся дверь, реагирующая на датчик. Одна половина двери поворачивается наружу, а другая – внутрь. Однажды в одной половине прохода оказались зажаты около двадцати человек, в то время как с другой стороны под датчиком стоял мальчик лет двенадцати, который безудержно смеялся вместе с приятелями. Увидев, что происходит, я оттолкнул мальчика в сторону, чтобы люди могли попасть в больницу. Он упал на пол, и не успел я и глазом моргнуть, как он выхватил строительный нож и воткнул мне его в шею на виду у всех присутствующих. Одна женщина закричала, и я застыл на месте, ожидая почувствовать боль, которая так и не наступила: лезвие, к счастью, было убрано. Будь оно выдвинуто, прошло бы прямиком через сонную артерию и яремную вену, и я наверняка не выжил бы. Мальчики разбежались, полиция прочесала в их поисках окрестные улицы, но никого найти так и не удалось.