судить по нескончаемым объявлениям в общественном транспорте, приглашающим в боевые ряды Народных милиций.

В редкие дни увольнительных бойцам удавалось порадоваться мирной тыловой жизни и вдохнуть скользящий аромат женских духов на бульварах и в парках Донецка, посидеть за столиком уличного кафе и выпить разливного свежего пива за душевным разговором; даже просто пройтись с супругой и детьми по рынкам и продуктовым магазинам с полными пакетами всякой всячины. Но, возвращаясь на службу, многие задавались одним и тем же вопросом: почему у нас нет призыва в армию?

Действительно, было несколько непонятно и от этого не менее обидно видеть в тылу праздно гуляющую, зачастую весьма развязную категорию лиц обоих полов в возрасте от малолетства до чуть старше тридцати. На контрасте сравнения с теми, кто в окопах, на огневых позициях и блокпостах, создавалось впечатление, что эти люди из совершенно разных миров и реальностей, живущие в параллельных пространствах, когда в одном идёт грязная и кровавая бойня, а в другом никак не может закончиться фиеста, переходящая в шабаш во время чумы. Одни мужчины и женщины не могли оставаться спокойно у экранов телевизоров и жить праздно, когда у стен города страшный и беспощадный враг, а другие могли себе позволить беспечно и бессовестно возложить ответственность за судьбу страны и народа на плечи первых по принципу: «Что позволено Юпитеру, не позволено быку».

В тот августовский душный вечер, когда горизонт уже украсился ярким пламенным закатом, а бойцы двух расчётов гаубичной батареи, пыльные, потные и жутко усталые, тряслись в кузове «Урала» после разгрузки двух вагонов снарядов, лейтенант Формил приказал остановить грузовик у придорожного сельского магазина, перед которым было расставлено несколько столиков под навесом и развесёлая группа молодых парней в пляжном одеянии из шорт, маек и сланцев на босу ногу громко и шумно отмечала какой-то им одним известный повод. Формил, не особо обращая внимание на беспорядочный гвалт подвыпившей молодёжи, подошёл к кузову и спросил бойцов:

– Пацаны, дальше торговых точек не будет. Я вам пивка возьму, а кто хочет ещё сигарет взять, то давайте денег. Кузов не покидать, оружием не клацать, магазины в автоматы не вставлять. Сидеть тихо.

Уже проходя мимо весёлой компании, он услышал краем уха:

– Смотри, пацаны, дырявый пошёл. Давай его сигареткой угостим. Он, небось, махорку крутит.

Тут же послышался другой приглушённый голосок:

– Ага, ты ему ещё пивка налей, сепару сраному…

Сергей, не подавая виду, прошёл в магазин и, купив всё необходимое, направился к машине. Возможно, что всё на этом бы и закончилось, но неугомонные молодые хамы, уже не стесняясь и чувствуя свою безнаказанность, начали громко смеяться, когда Формил нёс полный пакет с пивом и сигаретами мимо них. Один выкрикнул:

– Слышь, военный, давай мы тебе ещё водочки купим! Выпьешь за наше здоровье. Слышь, дырявый? Тебе говорят…

Сергей остановился, положил пакет на рядом стоящий столик, повернулся лицом к группе из, как оказалось, девяти мажорных охламонов лет по двадцать-двадцать пять (не старше).

– Это почему же я дырявый? Поясни, – еле сдерживая эмоции, выговорил сквозь зубы лейтенант.

– Ну, ты же из дыныры, значит, ты из дыры! – громко смеясь, ответил наглец с сигареткой на губах, развалившись на стуле и закинув ногу на ногу.

Дружки, так же развалившиеся на своих стульях, начали громко и даже нарочито смеяться, изображая ржание лошади.

– Ну, тогда я выпью. Толью не за твоё здоровье, а за упокой.

В это мгновение Формил спокойно достал пистолет Макарова из кобуры и крикнул водителю «Урала», который всё наблюдал из кабины:

– Грек! Ко мне двух бойцов с оружием, быстро!

Тут весельчаки мгновенно изменились в лицах и хотели было вскочить и удариться в бега, когда увидели, что из-за грузовика выскочили с оружием наперевес не двое бойцов, а сразу человек пять или шесть.

– Всем стоять, суки! Руки за голову! На колени! – зарычал командирский голос, не терпящий возражений.

Вышло несколько зевак из магазина, но приказ «Посторонним не высовываться» был выполнен как по знаку факира.

Ошалевших от страха, вошедших в резкий ступор от неожиданности обормотов быстро загнали в глубь кузова, посадили всех на пол и накрыли запасным тентом с головой. На всё про всё ушло не более двух минут, и вышедшие из магазина местные обыватели только и успели увидеть густое облако серой пыли из-под колёс быстро удаляющегося «Урала»…

* * *

Солнце успело закатиться за холмы, когда под всеобщее ликование и дружный мужской хохот из кузова тягача вывалилось девять насмерть перепуганных, бледных, с выпученными глазами и уже отрезвевших хлюстов.

Вперёд вышел Андрюха Тень, весь упакованный в бронежилет с разгрузкой и с автоматом с подствольником, полагая, видимо, что его брутальный прикид нагоняет жути больше, чем остальные бойцы, стоявшие даже без оружия. Особенно нелепо и эксцентрично смотрелись на нём солнечные очки в наступивших сумерках.

– Становись в одну шеренгу! Не вижу робости в глазах! Ну чё?! Дырявыми нас считаете?! Сейчас мы посмотрим, кто из нас дырявее! Мы сейчас будем из вас заднеприводных делать! – Андрюха явно бравировал, форсируя голосом из командного в крик. – Мы вас, бл…ди, научим, как Родину любить!

Кто-то из задержанных пытался вставить фразу, но тут же был прерван Тенью:

– Рот закрой! Ты с этого дня никто и зовут тебя никак! Маме твоей мы позвоним, покажем место захоронения.

У парня тут же подломились колени, и только рядом стоящие друзья не дали ему свалиться навзничь.

– А вы как думали? Сейчас военное время, и все законы военного времени действуют в зоне боевых действий.

Ошалевшие мальчишки начали переглядываться и о чём-то переговариваться между собой, как снова были прерваны Тенью:

– Разговорчики там! – и нарочито важно, обратившись в сторону Седого, сказал: – Товарищ начальник особого отдела, как вы считаете, будем сразу расстреливать или сначала дадим возможность искупить вину кровью?

Седой, напустив пущей строгости после специально натянутой паузы, выложил:

– Вот этого, который самый наглый, мы расстреляем сразу, а вот остальным, считаю, надо дать шанс оправдать высокое доверие народной армии.

Всё это время окружавший и любопытствующий народ старался сдерживать подпиравший смех, но спектакль нужно было доиграть до конца. Комбата на огневой не было, и ожидалось, что ночная работа пройдёт без него, поэтому импровизировать решили до кульминации. Присутствие гражданских лиц на боевой позиции, конечно, вещь недопустимая, но ведь у нас армия народная, и её воспитательную роль среди молодёжи народ не отменял, а даже приветствовал. Тем более гости не видели дороги и понятия не имели о месте своего нахождения. Позвонить никому не могли по причине