этапе войны можно оценить по тому, с какой готовностью родители отправляли детей прочь из дома, несмотря на все тревоги по поводу разлуки и подросткового секса и опасения, что на фермах дети совсем отобьются от рук. За первые два месяца, когда в программе участвовали только Берлин и Гамбург, было эвакуировано 189 543 ребенка. Позднее, когда программу распространили на уязвимые города Северо-Западной Германии, количество вывезенных детей продолжало расти, достигнув примерно 320 000 к 20 февраля 1941 г., 412 908 к концу марта и 619 000 к концу июня. Родители отчаянно пытались уберечь детей от воздушной опасности. Даже в не слишком отдаленном Дрездене с самого начала ходили слухи, что Берлин уже опустел, а все дети там заражены английским биологическим оружием [76].

Разработать основные принципы и обеспечить организацию KLV Гитлер поручил Бальдуру фон Шираху. Бывший глава гитлерюгенда Ширах увидел в эвакуации детей во время войны превосходную возможность отодвинуть в сторону школы и Министерство образования и реализовать собственную образовательную программу, к чему он стремился с начала 1930-х годов. Образцовым примером этой программы должны были стать «дома» или «лагеря» раздельного проживания для детей 10–14 лет. Перераспределив в свою пользу молодежные общежития, здания, которые уже принадлежали Народному благотворительному обществу и гитлерюгенду, а также реквизировав ряд отелей, монастырей, конвентов и детских домов, люди Шираха быстро нашли 3855 зданий, способных вместить 200 000–260 000 детей. Эта коллективная модель не имела аналогов в британской программе эвакуации, и, по замыслу Шираха, проект должен был продолжить существование и после войны, превратившись в постоянную образовательную программу для молодежи. Освободившись от ограничений, навязанных учителями, родителями и церковью, гитлерюгенд мог существенно укрепить свою власть над молодежью [77].

При всей грандиозности замыслов организаторы были достаточно проницательными и опытными, чтобы понимать: народная поддержка, имевшая решающее значение для успеха их добровольного плана, всецело зависела от «хорошего и обильного снабжения». Поэтому помимо обычных детских пайков и добавок они выделяли на каждого ребенка еще две рейхсмарки в день для покрытия основных расходов. Национал-социалистическая организация народного благосостояния организовывала специальные поезда, оплачивала медицинское обслуживание детей и даже нанимала людей для стирки белья. Обеспечили 140 000 комплектов униформы для мальчиков и 130 000 для девочек, а также 85 000 одеял и 139 000 соломенных матрасов, но, несмотря на это, организация, особенно поначалу, во многом держалась на импровизации, и пока в общих спальнях сооружали двухэтажные койки, дети спали на охапках соломы. А если дети вырастали из тех двух пар обуви, которые им велели взять с собой, им приходилось бегать босиком или стараться уместить ноги в одну из 110 000 пар деревянных башмаков, которые организация могла предоставить в первые два года своего существования [78].

27 апреля 1941 г. Илзе Пфаль и еще семнадцать девочек из ее класса уехали из Эссена в моравский город Кромержиж (Кремзиер), где их встретила делегация местных отделений юнгфолька и юнгмёдельбунда. Они вместе прошли по улицам чешского городка к большому современному пятиэтажному зданию женского монастыря – оставшиеся в нем монахини должны были готовить еду для немецких девушек. Судя по всему, обстановка здесь была свободнее, чем в «старом Рейхе». Хотя Илзе и ее соседок по комнате, как и всех «лагерных» новичков, заставляли заправлять кровати, наводить чистоту в общей спальне, складывать одежду в шкафчики, выходить опрятно одетыми на утреннюю церемонию поднятия флага, вовремя являться на занятия и тихо вести себя после отбоя, согласно новым правилам гитлерюгенда ни один учитель не мог их побить [79].

В виде наказания Илзе могли на следующий день лишить пудинга, заставить переписывать рифмованные двустишия о хорошем поведении и дисциплине или на три дня освободить от обязанностей старшей в отряде. Чтобы сплотить группу и приучить их к дисциплине, наказания назначали всему коллективу: однажды девочек отправили маршировать пять миль туда и обратно по большой дороге в полной тишине. Впрочем, все это не мешало Илзе и ее подругам из Эссена весело проводить время. Кромержиж был гарнизонным городом, и через несколько дней после приезда, отправившись в кинотеатр смотреть фильм Der Sieg im Westen («Победа на Западе»), они встретили немецких солдат. Каждое воскресенье после обеда Илзе с подругами гуляли в замковом парке и с напускной скромностью отказывались заговаривать с солдатами, хотя до этого ждали встречи целую неделю. В конце мая они уже приходили в парк в гимнастических платьях, чтобы позагорать и поиграть в футбол с эвакуированными мальчиками. В начале июня они вышли туда в купальных костюмах, пели и играли в разные игры. «Солдаты, – восторженно писала Илзе в тот вечер, – были нашими самыми внимательными зрителями». В середине июля они ходили собирать для солдат полевые цветы и болтали в парке со старшим лейтенантом, который позднее одолжил им свой полевой бинокль во время военных учений и даже организовал для них верховую прогулку на офицерской лошади «на глазах у всей роты» [80].

Что касается местного чешского населения, то после первой попытки завязать общение – Илзе завела словарь, чтобы делать покупки, – они вместе со своей бригадой Союза немецких девушек при всякой удобной возможности устраивали на улицах города «пропагандистские марши». Они шли строем на станцию, чтобы встретить там приезжающих учителей и лидеров Союза немецких девушек, и точно так же провожали их во время отъезда. Они устроили марш в Вербное воскресенье, оспаривая общественное пространство у церковной процессии. И они снова устроили спонтанный марш по городу неделю спустя, когда узнали, что началась война с СССР. На спортивном фестивале 29 июня они прошли маршем вслед за военным оркестром, и Илзе с радостью отметила, что «чехи так и лопаются от ярости». Когда они пили кофе во французском парке в конце очередного прекрасного дня, Илзе сфотографировали, по ее собственным подсчетам, не меньше 40 раз. Замковый парк был единственным местом в Кромержиже, где могли встречаться все (кроме евреев). Но солдаты следили за тем, чтобы ни один чех не осмелился приблизиться к немецким девушкам [81].

Наконец в середине ноября настало время возвращаться домой. Девушки тщательно вымыли волосы, купили подарки для близких, попрощались с замковым парком и в последний раз поужинали в монастырской трапезной за столами, накрытыми по такому случаю белыми скатертями и украшенными сосновыми веточками. К осени 1941 г. количество детей старшего возраста, посещающих лагеря KLV, резко сократилось. Возможно, рассказы тех, кто вернулся после первых шести месяцев, подтвердили худшие подозрения родителей относительно учреждений, работающих по линии гитлерюгенда. Кроме того, причин отсылать детей стало меньше – страх перед бомбежками постепенно прошел [82].