не помешало нам насладиться моментом слияния с вечностью, а даже наоборот, как-то усилив его, наглядно проиллюстрировав, что ли.

Длинная медная борода, покрывавшая лицо этого монаха, явно утаивала его истинный возраст. А то, что я издалека принял за накидку, оказалось старым халатом трудовика. Когда он подъехал к нам и слез со своего железного коня, я заметил наготу его босых ног. «Как же это он не замёрз без обуви?»–думал я про себя, одновременно пытаясь понять, увидел ли ещё кто-нибудь эту его отличительную особенность. Хотя не обратить на это внимание было однозначно невозможно. А с другой стороны – ведь нет ничего невозможного. И даже то, что мокрая от росы трава не могла щекотать мне пятки, пока я приближался к опешившей от моего появления публике, скорее неоспоримый факт, нежели беспочвенный вымысел.

– Давно ли вы делали что-то просто так?

Скрежет времени под ногти всё больней, всесильный властелин и розовый пластилин, эпитафия и дезоморфин. Вопросы без ответа, жизнь на паузе. Перемотка или репит? Когда горло уже хрипит. С задних рядов не слышно, но к выходу ближе. Можно было хоть раз потратиться. Зависть белится, а стыд красится. Был бы смысл – мы могли бы справиться. А теперь пойди, поймай! Куда уж теперь! Было всё проще шестьдесят одно слово назад, ты уж поверь, если считать предлоги. Но так хочется предлоги не считать… Так давно ли вы делали что-то просто так!?

– А вообще Слова – убийцы диалога, развратники смысла, если вы не знали.

В связи с чем у меня другой вопрос. Вы видели когда-нибудь золотую антилопу, гоняющуюся за призрачным счастьем? По дороге без ям, без лежачих поперёк вечности надменных фраз, без нити повествования, в конце концов. Но ведь это не значит, что её не существует, если вы не видели. Знак равенства может быть лишь параллельными прямыми, упавшими от усталости. Я и сам уже, наверняка, сдался бы на милость посредственности, если бы не одно быстрорастворимое быль «но»! Я видел. Когда ангелы играли мимо нот, тихонько подкрался и попал в такт. Пусть случайно, но попал же! Пахлава ради похвалы. А ты знаешь, что там все равны, как если б шёл дождь проливной четвёртый год подряд, ну или если бы не помнил, какой у тебя ряд. Какое под солнцем место. Не могу я теперь без бессмысленных кровопотерь. Без души подтёков на лице, ржавый воздух глотая любви чистейшей вместо. Потом навзрыд. Да хрен вы угадали! Не вижу смысла портить дорогой прикид. Он пригодится, чтобы в нём мечты мои похоронили. А я в чём Мамка родила на зависть утренним богам под тихий шёпот синевы свои слова все вам отдам!

Ходите только туда, куда можете дойти босиком, друзья мои. Ведь бездна – она Одна на всех. Без разочарования в простых ответах, с тусклым лампы поблёкшим светом. С, зачем-то, неосознанно вычисленным дискриминантом. В ватных штанах и замшевых туфлях на босу ногу. Так всегда бывает, когда путаешь путь и дорогу. Спрятавшись в делах своих особенно важных на исходе дней, таких же бессмысленно отважных. Просто так и не скажешь, чему равен катет пирамиды Маслоу. Молчишь? Молчишь на языке родном, а в спину уже кто-то неистово кричит Hello! Ну, а теперь за нас тайком внесли аванс, под звуки марша кто-то выше, кто-то старше, два фото (профиль и анфас), бельё, по жилам кровь и реверанс. Никто не в силах, только лишь в мечтах пока впотьмах блуждает одиноко даль. Одна на всех –без крыши и без дна…

– Забавно, да? И пусть ощущение любви двигает вашими губами, подобно ветру, шевелящему спелые колосья в середине июля. Сейчас же июль?

Вездесущий и богоизбранный, с открытой пастью стремящийся к вечной власти, такой почтенный и незамысловатый народ: «Ловите, скорее ловите! Он сбежал, он вырвался, выскользнул из цепких лап, ничтожный тип, бездушный раб этот урод. Он видел, что не должен, что никому и никогда. Где он теперь? Ищите! Ибо да воздастся ищущим, будь ты праведным работягой или обычным нищим, а может, даже вершителем судеб, ложью изо рта брызжущим».

Пот со лба – стыки плёнки, потерянный счастья миг, неосторожно предсказанный, не награждённый ты им, а наказанный. Ищем дальше материи тонкие с дрожью в руках: опять стыки плёнки.

Хлеба и зрелищ в отместку на песни души чрезмерно уж звонкие. Вино в её раны вливая, ты верил, что этот урод – ну точно не ты, на месте двухтысячелетней вражды пепелищ мечты свои томно сжигая.

Не бывает праведным гнев, и агнцев не сулит перемен алая кровь. Есть только одна аксиома для всех: ей славное имя навеки – Любовь!

– Мы внебрачные дети новой эры, и Нам не осталось ничего.

Неуловимые моменты, мгновения простых потерь живут сами по себе. Если не мне, то самому себе поверь. А, впрочем, ладно. Пустое это: выпей яд и сдёрни крест! В руках цветы, в лицо борей и сердце, сердце щемит анапест. Уж хоть бы поскорей слеза, за ней струя, потом ручей, моря, и я совсем ничей. И ты со мной, покуда летней стужей будет зимний зной, покуда мысли талоюводой и мы в безлунной тишине ночной. Лови его, но только, только не поймай. Всю жизнь лови, всю жизнь и пой. Твой May!