на тенистой тропе, на которую я не перестаю коситься, веет злобный ветерок. В той стороне кроется опасность. Это правда. Я костьми чувствую — ничего безопасного не выйдет из того, что меня подмывает сделать. Проблема в том, что я такая я: сначала делаю, что хочу, а потом жалею.

— Уф, да нахер.

Игнорируя собственные предостережения, я иду обратно к дивану и нагибаюсь, изучая черты лица Райдера. Идея бороды в целом меня не смущает, но его борода меня бесит. Я хочу увидеть всё его лицо, узнать, есть ли у него ямочки на щёках, и мягкие ли у него губы. Я хочу видеть, как он краснеет, наблюдать за кадыком, когда он глотает.

Его волосы упали на глаза. Я аккуратно убираю их в сторону, затем застываю, увидев кое-что в его ухе. В правом ухе. Его более здоровом ухе.

Слуховой аппарат?

Моё нутро сжимается от шока. Он всегда его носил? Я перебираю воспоминания. К сожалению, я всегда слишком зацикливаюсь на лице Райдера. Так сильно, что не могу утверждать, будто никогда не видела этого в его ухе.

— Сукин ты сын, — шепчу я.

К этому моменту я уже привыкла мямлить себе под нос в присутствии Райдера, потому что знаю, что он меня не слышит. Может, это бесчувственно, но это факты: он меня не слышит, а я склонна бормотать себе под нос. По возможности я стараюсь не озвучивать свои мысли в присутствии тех, кому не хочу их сообщать, но когда это кажется безопасным, я склонна рассуждать вслух.

Весь прошлый вечер этот обманщик подслушивал мои личные размышления, вел себя так галантно, кормил ужином, выдвигал для меня стул, позволил поспать в его постели и сберёг мою честь.

И всё это было притворством. Злость бушует в моём нутре, щёки обжигает смущением, когда я думаю о бесчисленных личных мыслях, которые он подслушал. Засранец. Высокий, усмехающийся засранец, лесоруб с песочными волосами и фланелевой рубашкой, сукин сын.

— Ох, это война, Бергман. Теперь мы объявляем войну.

* * *

Что удобно, у нас с Райдером сегодня совместная лекция. У меня есть полчаса между утренним занятием по литературе и лекцией Мака. Как раз достаточно времени, чтобы организовать расплату № 1.

У меня было время обдумать правдоподобные объяснения тому, почему Райдер вчера надел слуховой аппарат и не сказал мне. Надо сказать, я весьма горда собой. Я сумела унять свой нрав от взрывной ярости до тлеющего раздражения, тем самым приведя мысли в порядок, чтобы логично порассуждать.

Правое ухо Райдера слышит лучше. Когда я впервые сидела справа от него на лекции, и мы разговаривали, он вёл себя… иначе. Его глаза как обычно следили за моими губами, но также с любопытством блуждали по мне. Всё его лицо просияло, когда он наклонился поближе. Может, ему понравилось слышать мой голос, и он не знал, что ещё с этим делать, разве что изучить получше.

В своих сжатых сообщениях он упоминал, что слуховой аппарат не решает всех проблем и не облегчает говорение. Его ответ и множество других моментов, которые мне, к сожалению, пришлось вынести с ним, привели меня к интуитивному заключению: под всей этой внушительной молчаливой внешностью Райдер Бергман стеснителен.

И если он стесняется глухоты и неспособности говорить, почему бы ему не застесняться, когда он впервые попробовал надеть этот свой раздражающий слуховой аппарат?

Это всё равно не отвечает на вопрос, почему он надел слуховой аппарат в моём присутствии. Почему я? Я смогла придумать два мотива для такого поведения.

Первое: он хочет получить компромат на меня, и он извращённый засранец, готовый получить этот компромат любыми способами. Довольно мрачное впечатление, но всё же вероятное. В конце концов, он же засранец-лесоруб.

Второе: он хочет без помех его глухоты узнать, какая я, и для этого ему нужен инструмент, но он стесняется признаваться, что пытается им пользоваться.

Но с чего бы ему хотеть узнать это?

Я понятия не имею, что Райдер думает обо мне, но я знаю, что он в своей кислой манере не всегда считает меня досадной обузой. Я знаю, что вчера он сделался немного ворчливым и прогнал своих любопытных и флиртующих друзей. Я знаю, что он, может, и взбесил меня до позеленения, когда мы обсуждали детали проекта, но он позаботился о приготовлении ужина, потом заварил травяной чай и подал маленькие шведские печеньки, которые я пожирала в блаженно огромных количествах.

Конечно, он колючий. Если цитировать мою коллегу по диким волосам и в целом крутышку-феминистку Гермиону Грейнджер, он на повседневной основе демонстрирует «эмоциональный диапазон как у чайной ложки». Но в итоге я готова поспорить на свою коллекцию бутсов, что Райдер вбежал бы в горящее здание, чтобы спасти котёнка.

И из двух вариантов его мотивов для тайного ношения слухового аппарата прошлым вечером я выбираю второй. Я думаю, что Райдер Бергман, возможно, не совсем ненавидит меня.

И если честно, пусть он бесит меня половину того времени, что я провожу с ним, я думаю, что тоже не совсем ненавижу Райдера Бергмана. По крайней мере, не настолько, чтобы пререкаться постоянно… а лишь 50 % времени. По крайней мере, достаточно, чтобы почаще улыбаться друг другу, сдерживать беспрестанные едкие реплики. Может, достаточно, чтобы разделить экспериментальный поцелуй, если бы он согласился сбрить это дикое животное, что покрывает нижнюю половину его лица.

Конечно же, чисто ради целей эксперимента. Ничего серьёзного. Уж точно ничего эмоционального.

Потому что если бы я действовала на эмоциях, я бы сначала отвесила ему пощёчину. Может, слегка дёрнула за бороду и хорошенько оттаскала за ухо. Напомнила, что шпионить за людьми (даже если ты заинтригован ими) — это непрошеное вторжение в личную жизнь.

Возможно, мой гнев и поистине праведный, но в какой-то момент агрессия надоедает.

Такая тактика куда веселее.

Я в кои-то веки прихожу на лекцию вовремя и опускаюсь на сиденье, которое, как я начинаю подозревать, Райдер охраняет для меня. Место снова справа от него, и когда я сажусь и легонько кашляю, это сразу привлекает его внимание.

Я аккуратно разматываю вязаный шарф, который надела, чтобы никто в кампусе не улюлюкал мне вслед, пока я шла на лекцию. Когда я убираю последний слой ткани, глаза Райдера раскрываются шире, а повыше его бороды появляется ожесточённый румянец. Он часто моргает, стараясь не опускать взгляд как в первый раз. Я едва ли могу его винить. Руни благословила мою тактику расплаты, и я надела один из её топов с запахом — шафраново-жёлтого цвета, от