есть неразумное стремление к внешним благам, – резко перебил ее Хосимото. Он опять склонил голову и на этот раз решительно покинул помещение. Ни Глен, ни Вадим не посмели этому воспротивиться, они лишь хмуро переглянулись, когда чуть сутулая спина японца исчезла за дверью.

– Муйня продолжается, – буркнул Краснов, – эпизод второй – гибель Империи…

15

Золотисто-оранжевый столбик нервно пульсировал в объятиях слабенькой, прозрачной пленочки. Не бог весть какое препятствие, а вот поди ж ты – никак не вырваться, и выбора нет, только вверх-вниз, вверх-вниз. Миллиарды молекул – целый мир метался туда-сюда по прихоти некоего озабоченного индивидуума.

Вадим неспешно потягивал ликер через длинную трубочку и хмуро наблюдал за подневольной суетой тоненькой струйки жидкости, размышляя при этом о бесконечности. Полезно думать о вечном, когда твой собственный путь того и гляди оборвется на самом интересном месте. Успокаивает. Они с Глен сейчас были на редкость спокойны, вот завтра – другое дело. Но «завтра» еще далеко, хотя и неотвратимо, а потому надо упиваться каждой минутой относительного благополучия, чем они и занимались, как в прямом, так и в переносном смысле.

Если Вадим налегал в основном на более высокоградусные ликеры, то Глен предпочитала баловаться легким винцом. Она сидела на высоком стуле, положив локти на стойку кухонного автомата и, подперев кулаком подбородок, изредка отхлебывала из строгого, лишенного всяких изысков бокала. Они только что позавтракали и никуда не торопились.

В столовую вошла Келли.

– Привет, чудовище, – покосился на нее Вадим и невольно тронул огромную шишку на лбу.

«Чудовище» представляло собой затянутую в черный комбинезон коротко стриженую блондинку с несколько грубоватыми чертами лица, но в целом весьма соблазнительную.

– Изголодалась? – язвительно поинтересовался Вадим. – Или сексу хочешь?

– Прекрати! – одернула его Глен.

– Отодрать бы ее хорошенько, вдруг прочухается…

– Фу! Что за скотская терминология? – вяло поморщилась Глен. – А с виду приличный мужчина… И вообще – тебе одной шишки недостаточно?

– Шишка пройдет… если успеет, а трупу без разницы. Мне другое интересно: как скоро приличный человек, помещенный в неприличные обстоятельства, перестает быть приличным человеком? И зависит ли это от степени его исходной приличности?

– Гораздо быстрее, чем ты думаешь. Поверь моему опыту.

– Тогда чему ты удивляешься, я и на Земле-то не отличался высокими моральными принципами.

– Оно и видно…

Келли тем временем взяла тарелку с едой и, присев в уголке, занялась сосредоточенным поглощением ее содержимого.

– Основательно питается, – сказал Вадим, продолжая внимательно следить за бывшей подругой Глен, – как на убой…

Прошло пять дней с того момента, как «жизнерадостный» господин Хосимото канул в недрах Станции и вероятно уже почил там. Хитрый старец максимально ограничил их доступ к внутренним помещениям этого загадочного объекта. В распоряжении гостей остались лишь комната отдыха, столовая, душевая с туалетом и небольшой спортзал. Свободен был также коридор, ведущий к ангару с флаерами, остальные двери чужаков категорически игнорировали и не желали открываться ни под каким видом.

Сразу после ухода японца Вадим и Глен бросились рассказывать друг другу о том, что происходило с каждым из них по отдельности. Они надеялись, что это прольет хоть какой-то свет на ускользающий смысл творящегося здесь безобразия.

Зря надеялись! Картинка еще более запуталась, а некоторые детали произвели просто шокирующее впечатление. Так, если о своей смерти Вадим мог судить только по косвенным признакам, то его повествование о предании земле некоего женского трупа повергло Глен в неподдельный ужас. Кажется, она и спустя несколько дней не оправилась от этого потрясения. В свою очередь сцена обезглавливания одного из обитателей Станции, живо представленная Вадимом на основе собственных ощущений от аналогичного зрелища, послужила хорошим поводом для более осмотрительного выбора слов и жестов. Мало ли!..

Уяснив, что без дополнительной информации им не обойтись, они кинулись тщательно изучать все доступное им пространство Станции, но не нашли совершенно никаких новых зацепок. Нигде не было забытых в спешке документов, завалившихся в уголок книг или журналов, и уж тем более – терминальных панелей или разъемов стандартного компьютерного интерфейса. Ни на одном предмете обстановки не имелось товарных знаков производителя, включая ершик для унитаза и посуду в столовой.

Вадим подумывал воспользоваться одним из флаеров, чтобы изучить окрестности, но летательные аппараты стояли мертвыми тушами, никак не реагируя на постороннего человека. Тот же флаер, на котором они прибыли, был запрограммирован на полет к гайке и Вадим боялся сбить настройку автопилота. Короче, от этой затеи тоже пришлось отказаться.

Вскоре их исследовательский энтузиазм окончательно иссяк.

Следующие три дня они спали, ели, пили и старались ни о чем не думать. В столовой обнаружился бар с богатым выбором немаркированной тары, заполненной винами и ликерами. Это помогло одолеть стресс. Они, наконец, поняли, что значит – жить одним днем.

Частенько на их территорию захаживала Келли. Бывшая смертница с Хорка никак не реагировала ни на свою подругу, ни на Вадима. Она молча потребляла не очень разнообразную, но всегда обильную пищу и как приведение исчезала за какой-нибудь из недоступных дверей. Вадим как-то попробовал проскочить у нее под рукой, но, получив мощнейший удар локтем в лоб, отлетел аж к противоположной стене коридора. Больше он таких экспериментов не ставил, да и Глен справедливо заметила, что могло быть и хуже. Не факт, что, проскользнув в соседнее помещение, он смог бы самостоятельно вернуться обратно.

Другая знакомая Глен – Нора не появлялась ни разу. Возможно, господин Хосимото перед смертью возжелал чего-нибудь странного, и девушка каким-то образом составила ему компанию. Сознание восточного человека – потемки для человека западного, и наоборот, хотя бывают, конечно, исключения. А земляне все разумных инопланетян ищут. Если найдут, вот геморрой получится…

Впрочем, от Келли была и определенная, вполне конкретная польза. На третий день их пребывания на Станции снаружи пошел сильный ливень. Коридор, ведущий к ангару, стал наполняться водой, а все потому, что остался открытым люк посадочного колодца. Вадим пролез в ангаре все закутки, но так и не нашел подходящей кнопки. Оборудования там было много, но маркировалось оно исключительно какими-то замысловатыми значками. Вода прибывала. Краснов ругался последними словами. И тут возникла Келли, быстро отщелкнула какую-то панельку, чего-то там повернула, и люк с утробным гудением встал на свое место, а Келли растворилась в боковом проходе.

После этого случая первоначально высокое мнение относительно используемой здесь техники у Вадима резко упало. Уж что-что, а самостоятельно сообразить, когда надо закрыть окна, мог любой современный дом, даже самой простой конфигурации.

Это наводило на неприятные размышления: вдруг странное поведение Келли и Норы обусловлено отнюдь не каким-нибудь варварским с ними обращением, а всего лишь неудачным прохождением через гайку.

На четвертый день вынужденного безделья пленники как-то неожиданно оказались друг у друга в объятиях. Случилось это спонтанно, прямо в столовой после ужина и понравилось обоим. Истосковавшиеся по ласке молодые тела требовали еще и еще. И вот когда уже близилась кульминация очередного всплеска любви, в столовую вошла Келли. Любовники сначала замерли в растерянности, но та, игнорируя их интересное положение, тупо уставилась в полученную из автомата тарелку и принялась жевать. Было в этой ситуации что-то пикантное, и они продолжили прерванное занятие с новой страстью, не стесняясь самого бурного и громкого проявления чувств.

Трудно представить, что думала и чувствовала Келли, слушая их вздохи и украдкой выглядывая из своего угла, но ужинала она в тот вечер вдвое дольше обычного, а, уходя, впервые бросила на Вадима взгляд полный презрения. Что она хотела этим сказать?

Ему было наплевать! Он жил здесь и сейчас! И пусть найдется праведник, который его осудит. Да, на Теллуре осталась Николь. Теперь отношения с ней казались Вадиму невесомым серебристым облачком, улетающим все дальше и дальше. Скоро оно растворится в бесконечности, и это будет справедливо. С несбыточными мечтами надо расставаться без сожаления и как можно раньше, ибо они дурманят голову, высасывают силы и, в конце концов, делают невыносимыми даже редкие