и отвечал: "Но то, что я говорю, очень важно, и вы должны услышать все это". Впоследствии я часто задавался вопросом, сколько людей говорили Саддаму Хусейну, чтобы он был краток, и дожили до этого.

Однако он не был лишен и светлой стороны. У него было чувство юмора, которое он демонстрировал, когда хотел отвлечься от наших вопросов. Время от времени Саддам рассказывал нам забавные анекдоты, почерпнутые из его опыта руководства Ираком. Он рассказал нам о том, как в 1990-х годах отправился на встречу к озеру Хаббания, но не взял с собой привычную избыточную охрану, а взял лишь нескольких телохранителей. Вскоре его обступила толпа доброжелателей, скандировавших его имя. Толпа росла по мере распространения информации о том, что Саддам в городе, и вскоре его телохранители были перегружены. В какой-то момент один из охранников повалил на землю мальчика, когда Саддам шел к ожидавшей его машине. Саддам увидел это, увидел, как мальчик поднял палку, а затем подмигнул ему. Саддам окликнул охранника по имени, и когда тот повернулся к Саддаму лицом, то получил удар палкой по голове - так мальчик отомстил за то, что его бросили на землю. В этот момент Саддам разразился хохотом. Мы смеялись вместе с ним. Я сказал: "Саддам, это была очень смешная история". Он ответил: "У меня есть другая", - и продолжил рассказывать нам еще несколько анекдотов, похожих на тот, что приведен выше. Все эти истории объединяло одно: они заканчивались тем, что кто-то подвергался физическому наказанию, причем зачинщиком наказания был Саддам.

Саддам вспыхивал, когда мы затрагивали деликатные темы, в частности его личное поведение. Однажды мы обсуждали иракско-сирийские отношения - тему, которая его раздражала. Он нервно ковырялся в ногтях - этот признак свидетельствовал о том, что мы задели нерв. В таких случаях я подталкивал его к ответу на вопрос. Когда он понимал, к чему клоню, он хмурился, выставлял руку вперед и ковырялся в грязи под ногтями. Если мы продолжали настаивать, он начинал чистить зубы.

Когда разговор переходил в область, которая доставляла ему неудобства, он заявлял, что мы его допрашиваем и что разговор больше не идет об истории. Когда я спросил его о торговле между Сирией и Ираком, Саддам вспыхнул: "Торговля? Кого волнует торговля? Вы думаете, Саддам Хусейн- торговец? Это отбросы истории". О некоторых вещах Саддам вообще не хотел говорить. Как правило, это касалось его личной безопасности, отношений с другими арабскими лидерами, отношений с теми, кого он считал лояльными, и вопросов разведки. Саддам также сказал нам, что у него есть только два друга в мире, но он не сказал нам, кто они.

Заседания были настолько увлекательными, что у нас была возможность расспросить Саддама о том, о чем его раньше никто не спрашивал. Эти вопросы одновременно выводили Саддама из равновесия и заставляли его говорить. Он хотел дать ответы для исторической справки и выглядеть при этом убедительно. Иногда он был явно удивлен нашими вопросами, как, например, когда мы спросили о его женах (у него их было две: Саджида и стюардесса из Iraqi Airways Самира Шахбандар; ему было заметно неловко, когда он говорил о них). Иногда он чувствовал, что выдал слишком много, и пытался взять свои слова обратно. Мы выделили время для установления контакта, но нас сдерживало то, что мы не знали, сколько времени у нас будет на беседу с Саддамом, и было много тем, которые политические деятели в Вашингтоне хотели, чтобы мы затронули. Наша команда ЦРУ знала о Саддаме и Ираке гораздо больше, чем следовавшие за нами дебриферы ФБР, но в итоге у нас было гораздо меньше времени на его допрос. Джордж Тенет и его приятели на седьмом этаже ЦРУ в Вашингтоне просто не понимали, что является залогом успешного дебрифинга.

Саддам упорно держался за идею, что он все еще глава государства, и называл себя президентом. По этой причине мы не обращались к нему как к господину президенту или господину Саддаму. Мы называли его только по имени. Поначалу его это немного раздражало, но вскоре он привык.

Однажды он попросил у охранника что-нибудь почитать. Охранник нашел несколько книг на арабском языке и дал ему. Саддам поглотил их. Одна из них была сборником его речей. На следующий день он принес ее в комнату для допросов и сказал, что хочет нам кое-что почитать. Это была речь, которую он произнес в сентябре 1980 года. Он сказал мне: "Вчера вы сказали, что это я начал войну с Ираном. Мне есть что вам сказать". Он начал читать речь. Это была речь, которую он произнес, оправдывая вторжение в Иран.

Мы терпели его недолго. Мы поблагодарили Саддама за попытку просветить нас относительно истоков ирано-иракской войны и сказали, что вернемся к этому позже, но сначала у нас есть другие темы для обсуждения. В частном порядке я был разочарован. Я мог бы часами слушать его рассказы о войне. Я знал, что мало кому выпадет такая возможность. Саддам очень гордился тем, что руководил Ираком во время войны. Было до странности увлекательно слушать, как он заново переживает старые сражения, естественно, с небольшими изменениями, чтобы усилить свою роль и уменьшить роль своих подчиненных .

 

Персидская угроза

----------

 

Я спросил Саддама, каково было ему расти в Тикрите и как молодой человек из такого захолустного местечка стал президентом Ирака. Саддам ответил, что жизнь была трудной, а его семья - бедной. Я спросил его об отношениях с матерью и отчимом. За годы работы в качестве аналитика, изучавшего его лидерство, у меня не было причин сомневаться в распространенном мнении, что отчим - брат его отца, а значит, и дядя - был жесток с ним и бил его в детстве. Саддам якобы ушел из дома, чтобы избежать этого ужаса, и многие выдающиеся психиатры, которые позже анализировали его издалека, говорили, что именно поэтому Саддам был таким конфронтационным и жестоким, а также поэтому он хотел иметь ядерное оружие - логическая цепочка, которая казалась натянутой, но не неправдоподобной. Эти взгляды были настолько распространены в академических и разведывательных кругах, что я сам стал опираться на них в своих брифингах для высокопоставленных политиков.

То, что рассказал мне Саддам, перевернуло все наши представления. Он сказал, что очень любил своего отчима и что тот был самым добрым человеком из всех, кого он знал. По словам Саддама, именно отчим посоветовал ему уйти из дома, но не потому, что был недобрым, а потому,