Эта девочка абсолютно очевидно любила быть в центре внимания и добивалась своей минуты славы любыми возможными способами.

— Не то что ты, — согласилась Люба, — Бочка!

— Знаешь что?! — вспылила Лена, и я угрожающе щелкнула ножницами.

— Все разборки после урока! — пригрозила я и, когда девочки поутихли, добавила: Что за взаимная ненависть у вас?

Расфуфыренная Леночка и хмурая Люба отвернулись друг от друга, а Маша, цокнув языком, ответила:

— Вообще-то они были лучшими подругами.

— Тебя забыли спросить, — огрызнулась Лена, — Любка кинула меня ради Андрюши.

— Ха-ха, — язвительно отчеканила Люба, — Может, это ты променяла меня на подружек из нового лицея?

За моей спиной снова разразилась перепалка обиженных подростков.

— Вы обе сделали свой выбор, — встряла я, — Прекратите дуться друг на друга и наслаждайтесь новыми друзьями.

Девочки посмотрели на меня, потом на друг на друга и снова отвернулись. Закатив глаза, я подняла вверх неправильную деталь жилета, желая этим привлечь внимание подростков к процессу преображения вещи. Достигнув желаемого, я снова положила деталь на стол и аккуратно отрезала лишнее. Затем я включила машинку и пристрочила деталь на место. Действуя быстро и, что немаловажно, молча, я повторила эти же манипуляции с деталью с другой стороны, и уже через пятнадцать минут в моих руках был готовый жилет, от одного вида которого больше не хотелось плакать.

— Оо, как у вас здорово получилось! — воскликнула Маша прямо над моим ухом.

— Отгладь и примерь, — скомандовала я, кивая на гладильную доску и утюг, ожидающие своего часа в закутке. — И давайте сюда отвратительную юбку Сметаниной!

До конца урока мы успели сделать из длинной и широкой юбки-годе стильную легкую юбочку с игривыми воланами. И, клянусь, я лично надеру Сметаниной уши, если снова увижу, как она надевает юбку на спортивные штаны!

Мы как раз закончили обсуждать, кто какое старье принесет на переделку, когда прозвенел звонок. Девочки попрощались со мной и двинулись к выходу. Я же, подхватив журнал, направилась в учительскую.

Внутри неприятно подергивало, и я связала это волнение с тем, что при последней встрече с преподавателями я танцевала медляк с Николаем и, возможно, позволила этому всему выглядеть слишком романтично. Что скажут мне коллеги? Анжела Викторовна, которая явно положила глаз на физрука, наверное, и вовсе прижмет меня к стеночке всем своим авторитетом.

А сам Николай Николаевич? Наш последний разговор был чересчур эмоциональным. Конечно, я понимала, что нравлюсь ему, но не думала, что он окажется таким настойчивым. Таким страстным в своем стремлении получить желаемое. И как же от него избавиться? Лишние эмоции мне сейчас ни к чему.

— Всем привет, — произнесла я, входя в учительскую, где, кроме меня, уже сидела Анжела и англичанка Ольга.

— Доброе утро, — отозвалась Оля.

Анжела подняла на меня хмурый взгляд и молча отвернулась. Все понятно — обиделась! И пусть. Это не мое дело. Муромцев сам ко мне лезет.

— Я так больше не могу! — с возмущением в кабинет влетела математичка Берта Андреевна — с ней я познакомилась на праздновании дня учителя.

— Девятый «бэ»? — понимающе уточнила Ольга, и уже пожилая математичка кивнула.

— Когда вернется Николай? Девятому «бэ» нужна физкультура перед моим уроком. Там они хоть немного сбрасывают свою дурь! — Берта Андреевна присела на диванчик и стала обмахивать себя классным журналом.

— А где Николай Николаевич? — вырвалось у меня, и я тут же прикусила язык, ругая себя за излишнее любопытство.

— На больничном уже целую неделю, — пояснила Ольга, — Нам всем не хватает его уроков физкультуры. Детям нужно сбрасывать энергию.

— А что с ним? — спросила я, присаживаясь рядом с Бертой Андреевной.

— Пневмония, милочка, — буркнула Анжела, наводя на меня испепеляющий взгляд.

Ну конечно, она считает меня виноватой, ведь это я ехала домой на велосипеде в теплой толстовке, пока Коля плелся рядом в одной футболке и активно делал вид, что непогода ему нипочем.

Хотя, надо признаться, и во мне самой пробудилось чувство вины и даже сожаление. Николай поплатился за то, что пытался быть джентльменом. Я вспомнила, как он схватил меня за руку, и его кожа показалась мне необычайно горячей. Видимо, уже тогда его начало лихорадить.

Хватит! Совесть, заткнись! Он сам виноват. Никто не заставлял его провожать меня. Я прекрасно справилась бы и сама.

И сама сейчас лежала бы в больнице с воспалением легких.

— Он в больнице? — спросила я, уговаривая себя не совершать глупости и не идти к нему.

— Вчера выписали, — ответила Ольга, отвлекаясь от бумаг.

— Знаете, девочки, надо как-то его порадовать, — встряла Берта Андреевна, — Супчик сварить или пирожков настряпать. Чтобы быстрее возвращался. А то, ей Богу, девятый «бэ» нас всех со свету сживет!

— Давайте адрес, я зайду. Все равно у меня нет уроков, — ляпнула я и сразу пожалела о своих словах.

Я что, в самом деле решила пойти в гости к физруку? Чтобы навестить его? Чтобы еще раз доказать самой себе, как мне плевать на него?

* * *

Чувствую себя полнейшей дурой. Стою у запертой двери, в руках целлофановый пакет с пирожками из местного магазинчика, который попался мне на пути к дому Николая Николаевича. Раз десять я уже поднимала руку, чтобы постучать или позвонить в звонок, но, не решившись, опускала снова. Будто мне нужно было чуть больше времени, чтобы отрепетировать, что я скажу болеющему физруку. Или больше времени на то, чтобы спрятать поглубже рвущееся наружу волнение. И больше времени на то, чтобы с щек сошел румянец.

И почему я вообще волнуюсь, как девчонка? Никогда такого не испытывала с Антоном. С ним всегда было легко и просто. Никаких сомнений. А сейчас сердце внутри трепещет, и все тело потряхивает от страха, что я поступаю неправильно. Делаю шаг в бездну, которая меня поглотит. Можно подумать, физрук схватит меня в охапку и никогда не выпустит из квартиры. От одной этой мысли я не сдержалась и нервно хихикнула.

Внезапно тишину на лестничной площадке прервал звук открывающегося замка. Невольно я отскочила подальше от двери, но уже спустя мгновение расслабилась, поняв, что открывается соседская дверь. И вовсе это не очаровательный физрук.

Из-за двери показалась невысокая круглощекая женщина лет шестидесяти. Она выставила за порог пакет с мусором и, вставив в скважину ключ, заперла дверь. Обернувшись, она наконец заметила меня у лестницы и дернулась от неожиданности.

— Ой, напугали! — отмахнулась она, — У меня же сердце. Нельзя так подкрадываться.

— Я не подкрадывалась, — оправдалась я, — Я пришла к коллеге.

Я кивнула на дверь, за которой, возможно, уже стоит Николай и посмеивается, наблюдая