в подземных коллекторах, иногда – трупный запах от какой-то дохлятины и так далее. Как ни странно, всю поездку до Чоккаперкальма запахи ей не досаждали, и она уже хотела облегченно вздохнуть, но…

Вода была приятной – мягкой, теплой, хорошо смывающей грязь с кожи и волос. Даша расслабилась, и, если честно, даже забыла, что Ира ждет своей очереди помыться. Из сладкой неги ее вывел хорошо знакомый неприятный запах. В силу особенности своего обоняния, Даша почти не пользовалась автомобилями и автобусами, предпочитая им метро, трамваи и электробусы. Ее дико раздражал запах бензина. По тем же причинам она не любила широкие магистрали и заправки.

Запах был сначала едва ощутим, но становился сильней едва ли не с каждым мгновением. Бензином пахла вода, хотя никаких других признаков загрязнения не было. Даша попыталась закрыть воду, одновременно выбираясь из душа, но это закончилось плохо – завернуть архаичные вентили крана не получилось, а Даша, споткнувшись, больно ударилась коленкой о низкий бортик душевого поддона, и едва сохранила равновесие. Чтобы не упасть, ей пришлось сесть на дно душа. Резкий запах бензина тут же ударил в нос, и Дашу, наверно, вырвало бы, но она со вчерашнего вечера ничего не ела.

Вода заполняла поддон до самых щиколоток девушки. Это была просто вода – на ней не было бензиновой пленки, даже мыльной пены не осталось. Но от нее исходил резкий, неприятный запах низкооктанового бензина. А потом вода вспыхнула!

Даша отшатнулась, упершись спиной в бортик поддона, и попыталась вскочить, но не могла ни на что опереться. Вода горела – вокруг нее, на ней…пламя поднималось все выше, окружая Дашу полукругом, а потом…

…а потом пламя стало формироваться в странный силуэт – словно пылающий саван набросили на человека-невидимку. Передний край огненного савана был опущен довольно низко. Бросив попытки встать, удивляясь, что окружающее ее пламя не обжигает, Даша осторожно подняла глаза…

…под краем покрывала из огня виднелась непонятная шевелящаяся масса, похожая на язычки пламени и червей одновременно. Запах изменился – теперь в нем присутствовали тона метана и аммиака. Странное существо зависло над Дашей; затем огненные черви зашевелились, и девушка услышала тихий, шипящий голос. Голос произнес лишь одно слово – «алалари!» – и существо рухнуло на Дашу. Запах пылающей плоти девушка почувствовала раньше, чем боль. И раньше, чем закричала от боли, успела увидеть, как ее кожа, охваченная коконом пламени, покрывается пузырями волдырей от ожогов.

И тогда Даша закричала.

* * *

Мужская половина экспедиции, тем временем, не сговариваясь, собралась у входа в базу. Кто-то уже успел разместиться в боксах, кто-то только прибыл, у некоторых была ручная поклажа, другие уже забросили личные вещи в свои комнатки. Кто-то курил, другие нет. Но все были при оружии.

– Тревожно как-то, – выразил общее мнение Волосатый.

– Тебе тут не карнавал, – заметил Генка.

– Я понимаю, конечно, – ответил Волосатый, – но я так напряженно себя с войны не чувствовал. Хотя почему, казалось бы?

– Интуиция? – предположил Макс. – Дела у нас действительно не самые веселые. Во-первых, этот неожиданный циклон…

– А во-вторых? – уточнил Волосатый.

– Мы потеряли вертолет, – сообщил Македонский. – Так что мы, в некотором роде, отрезаны от Большой земли.

– Стоп, – сказал Мишка. – Но ведь нас будут искать, когда узнают о крушении вертолета?

– Нет, – ответил Макс. – Договор с Олегом я заключал частным порядком. Никто не знает, куда мы полетели. И искать нас еще долго не будут.

– Но мы же можем вызвать помощь? – спросил Мишка, глядя на Игоря.

– Как буря уляжется, я связь восстановлю, – ответил тот.

– Миша, – спросил Макс, – я правильно понял? Ты решил прекратить участие в экспедиции?

– Нет, – ответил Мишка. – Я за девочек беспокоюсь.

– Пока им ничего не угрожает, – сказал Македонский, не глядя на Мишку – он был занят тем, что подкуривал одну из своих сигарилл.

– Пока? – переспросил Мишка.

– Я подумал, – кашлянул травивший окружающих своими папиросами Макарыч, – что сейчас самое время продолжить мой рассказ, раз уж девочки нас не слышат. Лучше расставить все точки над i сейчас, не так ли? Итак, вы ожидали найти здесь что-то вроде знаменитой Кольской сверхглубокой, и были крайне удивлены, когда увидели, насколько на нее все это не похоже. Отсюда открывается прекрасный вид на шурф – его ширина сорок два метра ровно – как-то мало похоже на сверхглубокую скважину, правда?

– Да, – выразил общую мысль Миша.

– Тем не менее, глубина этого шурфа сейчас больше, чем у Кольской сверхглубокой, – продолжил Макарыч. – Рискну предположить – примерно тринадцать километров.

– Откуда Вы знаете? – удивился Мишка.

– Это невозможно, – заявил Павел Петрович. – Во-первых, толщина материкового слоя здесь меньше, и одной из причин остановки работ на Кольской сверхглубокой было как раз то, что они достигли пограничного слоя с магмой…

Александр Филиппович фыркнул, Макарыч скорчил рожу (но этого никто, кроме Миши не заметил, судя по всему).

– …а, во-вторых – шахта такой глубины дала бы огромные отвалы породы, – продолжил профессор, – а я чего-то не вижу вокруг станции терриконов высотой с шестнадцатиэтажку… пробить тринадцатикилометровую скважину можно, это нам убедительно доказала Кольская сверхглубокая, и то – на последнем этапе у нее были проблемы. Но шахта глубиной в тринадцать километров… какое для этого нужно оборудование?

– Конус Верховцева, – тихо, но разборчиво сказал Макарыч. На Павла Петровича эта фраза произвела странный эффект – он побледнел, как полотно.

– Да, – подтвердил Макс, – прямо под нами находится огромная установка, похожая на многократно увеличенную бурильную головку. Эта громадная фреза в диаметре имеет сорок метров, в высоту – восемь; весит она около тысячи двухсот тонн, и постоянно медленно вращается, срезая пласты породы. Конечно, с плотной скальной массой машина справляется с трудом, но перед нами, как Вы сами изволили заметить, естественная вулканическая кальдера, запечатанная миллиарды лет назад пористым и мягким туфом. Машина крошит этот туф, измельчает его до буквально атомарного состояния, и полученную пыль разгоняет до огромны скоростей, передавая в своеобразный реактор. Когда Верховцева выпустили из психиатрической клиники…

Генка сдавлено икнул и покосился на огромную наполненную тьмой чашу шахты. Вероятно, начало рассказа Макарыча он пропустил мимо ушей.

– …это было в середине восьмидесятых, – продолжил Макарыч. – Самое начало Перестройки, когда многое пересмотрели. В советских психбольницах встречался интереснейший контингент – экстрасенсы, контактеры, изобретатели… А конкретно та, в которую угодил Слава, как раз специализировалась на «непризнанных гениях». И среди них много было ненормальных только с точки зрения господствующей идеологии. Или с точки зрения коллег по цеху, охотно сплавлявших конкурентов в желтый дом, чтобы под ногами не путались, как и в нашем случае. В общем,