кошмарного «Урал-авто», а то радио «Маяк», конечно, та еще радиостанция. Слушайте, Иван Кузьмич, свои «Валенки» и не выпендривайтесь. Кстати, именно они сейчас передавали в эфир какую-то жуть про сияющую лампочку шахтера.

– Ты моей смерти хочешь, – взмолился я. – Выключи, пожалуйста.

– Да я новости послушать хотела, – объяснила Аня.

– На «Маяке» выпуски новостей раз в тридцать минут, осталось десять. За это время мы уже у твоих будем. А что ты хотела узнать? О рекордных надоях?

– Девчонки говорили, что в Норильске самолет разбился, думала, скажут.

– С каких это пор в наших новостях начали рассказывать о советских авиакатастрофах? Надо тогда не «Маяк», а Би-би-си слушать. Но дома это делать нельзя.

– Почему? В квартире стоят «жучки»?

– Ты слишком высокого мнения о нас. Будут еще чекисты тратить на такую мелочь ценный ресурс. Тут за стенкой такая прослушка, что никаких приборов не надо.

– Эта смешная пожилая дама? Оксана Гавриловна?

– А ты думала, ее только наши постельные забавы интересуют? Как бы не так.

И я рассказал краткую историю зависти, доносительства и попыток сжить молодое дарование со свету. И про последний сюрприз не забыл сообщить. Подписок о неразглашении с меня никто не брал почему-то.

– Вот это тварь, – протянула подруга. – Надо ей отомстить как-нибудь. Вот, придумала! Маме как-то делали уколы витаминов, один был ужасно вонючий, даже закрытую ампулу в руки возьмешь, и отмыть запах потом очень трудно. Мы наберем шприц – и через замочную скважину пшикнем ей! Здорово, да?

– Ты бы еще предложила дверь эпоксидкой заклеить, или спички в замке сломать. Детский сад твоя месть. К тому же у нее будет доказательство, что я ей пытаюсь навредить. Надо придумать что-то такое… нестандартное. Потом обсудим, приехали, – сказал я и, наклонившись, открыл Ане дверцу.

– Эй, молодежь! – услышали мы мужской голос сзади. – Куда собрались?

– Вот вас-то мне и надо! – улыбнулся я. – К вам, конечно.

Мне Азимов-старший был нужен для продолжения переговоров по гаражу. Трудности были даже не в сумме, пай в гаражно-строительном кооперативе стоил пять тысяч, это собрать можно было. Дело в том, что принять туда могли. Или нет. Надо было найти подходы к председателю. И не просто дать ему на лапу, а вручить что-то хорошее и дефицитное. Да еще и угадать, чтобы не много было, но и не мало. Короче, всё по-советски.

– Пойдемте, нечего на улице торчать, – сказал Александр Иосифович и подтолкнул нас ко входу в подъезд.

Азимова-мама сидела у телефона и обсуждала последние светские новости.

– …если бы ты знала, Майечка, как он страдал! Три года не снимали, копейки заработать не давали и выпустили чуть не в одних штанах! Что, нельзя уже в синагогу сходить человеку? Народного артиста! Стыдно должно быть! Да такие, как Крамаров, раз в сто лет рождаются!

Тема с артистом обсасывалась на каждом углу больше месяца. Меня даже спрашивали, не довелось ли мне встретиться с Савелием Викторовичем в бытность за границей. И никого не волновал тот факт, что я был в Цюрихе, а Крамаров летел через Вену. Там же всё рядом!

Если честно, мне было по барабану. Ну уехал, и что? Сейчас, небось, организовали чёс по всем местам, где хоть доллар срубить можно на рассказах о тоталитарных ужасах СССР. Да и потом он устроится, голодать не будет. Стадионы, как в Союзе, собирать не получится, но и с протянутой рукой просить подаяние не придется.

Мы с будущим тестем уединились на кухне, где хозяин тут же включил приемник, с переменным шипением начавший транслировать знаменитую легкую оркестровую музыку. И здесь прослушки боятся? Я вспомнил орловскую Бэллу, которая все переговоры вообще в ванной проводила.

Как же мысли у людей сходятся! За положительное решение просили привезти автомагнитолу. Хорошо хоть без акустики. И ладно, потерплю радио «Маяк» еще какое-то время. Зато гараж будет мой. А такое добро с годами только дороже становится.

* * *

Естественно, нас приглашали остаться на ужин, но мне пора было бежать. Аня быстро побросала в сумку вещи, за которыми, собственно, и приехала, и мы помчались домой. Высадив ее у входа в двор, я поехал на встречу с Паульсеном. В экзотическом месте: метро «Киевская» кольцевой линии. Так что я свою машину у входа в подземку припарковал и пошел к турникетам. Можно было бы и не выпендриваться, а пешком пройтись, но это не последнее мероприятие на сегодня.

Никакой конспирации с этим шведским швейцарцем. Из вагона вышел как из кареты, оглянулся, заметил меня и попер ледоколом, никуда не сворачивая. Была бы за ним слежка – спалили бы в три секунды. Мы прошли и сели на свободную мраморную скамейку в вестибюле, как раз напротив изображения Пушкина, рассказывающего украинским крестьянам анекдот на французском языке. Флегматично взирая на великого поэта, Фредерик подвинул ко мне номер «Вечёрки». Не глядя, я ощупал газету, чтобы не выронить конверт, находящийся внутри, взял ее поудобнее и двинулся к эскалатору. Ни единого слова произнесено не было. Да и к чему эти церемонии? Появится нужда – поговорим.

Ну, теперь самое главное: встреча с Юрием Геннадьевичем. На этот раз шпионское рандеву назначено совсем недалеко от моего дома – у бывшего католического собора на Малой Грузинской. Интересно, он с умыслом выбирает всякие явно туристические места? Или совсем невысокого мнения о моих интеллектуальных способностях?

Ага, вот и чудо отечественного автопрома. Кстати, я не опоздал ни разу, у меня еще целых шесть минут в резерве. Но тут как водится – неприятные вещи лучше делать быстро. А расставание с деньгами, особенно если они практически твои – штука крайне некомфортная. Ладно, спишем их на расходы в области взаимодействия с властями.

Юрий Геннадьевич конвертик взял, посмотрел внутрь, провел пальцем по купюрам, будто пересчитывал их, и буднично спрятал в бардачок.

– Завтра после обеда сделают всё. Ему позвонят, – сказал он. – И готовьтесь на субботу, Михаил Андреевич будет ждать. До связи.

После таких слов и придурок поймет, что пора прощаться. Что я и сделал. Заеду лучше в гастроном, куплю что-нибудь к ужину, порадую Аню. Ну и себя, любимого, тоже.

* * *

Что сказать о Михаиле Андреевиче Суслове? Хрен его знает, какой он там идеолог был, я в этом понимаю примерно как в полетах в космос – общий принцип знаю, а подробности меня волнуют мало, ибо не интересны. Зато как пациент – мнителен, занудлив, вязок, ригиден в суждениях. А что сделаешь? Других вождей, чтобы вот так неофициально к своему раздетому до трусов организму подпустили, у меня для вас нет. Да и те вряд ли сильно отличаются, разве что цифрами артериального давления и степенью выраженности подкожной жировой прослойки.