– Раз нет заявы, отделаешься условным. А много чего взял у нее?

– Да откуда, копейки. Одно плохо, ударил ее несколько раз по голове. У нее, видимо, тяжкие. За это меня могут посадить, тут ее заява не потребуется.

– Могут посадить по факту, без заявы. – Семисынов встал, прошелся по камере. – А у тебя ходки[2] есть?

– Нет, была условка, уже погашена.

– Это хорошо, а вот я приехал. Менты от меня не отстанут, вцепились как собаки бешеные, продыху не дают. Недавно только откинулся, по мокрухе сидел, теперь менты опять мокрое шьют, – детина горестно вздохнул, почесывая затылок.

– Не смогут, сейчас времена не те, разберутся, отпустят, – Владлен пытался изобразить сочувствие.

– Твои бы слова, да богу в уши. Ладно, спать, утро вечера мудренее.

Семисынов лег и вскоре захрапел. Такого смачного храпа Владлен ни в жизнь не слышал! Храп этот для него был слаще музыки. Димов уже контролировал ситуацию, заливистые рулады сокамерника были гарантией того, что сон соседа крепок и тот не вздумает вдруг душить его под покровом ночи.

Утром после завтрака Семисынов отломил кусочек булки и просунул руку через решетку двери.

– Дозор, Дозор, иди сюда.

Собака подбежала и взяла в рот кусочек булки.

– Молодец, Дозор, молодец, – Семисынов погладил животное.

– Здорово, – удивился Владлен. – Он кого охраняет, нас? Такой добродушный.

– Тсс! – Семисынов приложил палец к губам. – Это наш человек, он разносит почту по камерам.

– То есть как? – еще больше удивился Владлен.

– Видишь у него ошейник? Вот туда записочку, а потом из другой камеры его подзовут и заберут эту маляву. Наш человек!

«Какое-то предательство интересов службы! Никогда не думал, что и животные тоже могут подпортить дело. Сам Дроздов не поверит!» – вспомнил Владлен ведущего программы «В мире животных».

Часам к десяти забряцали замки, стали выводить задержанных. Пришли и за Семисыновым. Уже новый дежурный открыл дверь камеры.

– Семисынов, к выходу, на допрос к следователю!

Через некоторое время дверь вновь открылась, и в камеру зашел мужчина в штатском.

– Пойдем ко мне.

Они миновали коридор и оказались в кабинете, расположенном тут же, в изоляторе.

– Я опер, курирую ИВС. Зовут меня Юрий, – представился мужчина. – Как прошла ночь?

– Спокойно. Этот про убийство молчит, больше меня спрашивал.

– А как ты думаешь, он в тебя поверил?

– Мне кажется, что да.

– Сейчас Семисынов находится в городском отделе, с ним там работают оперативники. После обеда его привезут обратно, сообщив, что завтра переведут в следственный изолятор. Узнав о переводе и зная, что тебя через три дня выпустят, он может что-нибудь передать для сожительницы. Еще его опера напугали тем, что на днях обследуют весь участок в поисках трупа, разберут придворовые строения.

– Понял, меня хорошо инструктировали.

– Чайку, пирожков хочешь? – Юрий пододвинул ему тарелку с едой.

– Нет, не надо. Сокамерник учует…, а то идет такой вкусный запах, как бы не пропитаться им. Да и лучше быть немного голодным к обеду.

– Правильно говоришь, как по инструкции, – улыбнулся Юрий. – Тогда айда в камеру.

– У меня еще одно, – Владлен остановился на пороге. – У вас там собака Дозор, его используют в качестве почтальона. В ошейнике разносит записки по камерам.

– Мне всегда не нравилось, что здесь держат собаку, – удивленно нахмурил брови Юрий. – Толку от него нет, ко всем привык. Это инициатива начальника изолятора держать пса. Велю, чтобы его убрали. Тут борешься с предателями-сотрудниками, животного-двурушника мне еще не хватало!

К обеду привели Семисынова. Он долго молча ходил по камере, о чем-то лихорадочно думал.

– Тебя когда освобождают? – наконец спросил он Владлена.

– Уже через два дня, – напрягся Владлен, понимая что наступает тот момент, ради которого он находится здесь.

– У меня будет к тебе просьба. Сходи к моей бабе, она живет Залогом, передай от меня ей маляву[3], я сейчас нацарапаю…Меня завтра утром переводят в следственный изолятор в Марху. Сделаешь?

– Попробовать можно. А не обыщут при освобождении? Не дай бог, письмо попадет к ментам, подставимся.

– Нет, не будут, обыскивают только тех, кто поступает.

– А что у нее за дом? – У Владлена в голове моментально появилось продолжение легенды. – В городе мне сейчас негде жить, мне бы перекантоваться дня два-три, потом махну к себе на родину. Не намерен я сидеть за эту Акулу, сильно искать не будут, не та она потерпевшая, чтобы за нее менты напрягались.

– Можешь пожить у нее. Тогда будет еще одна просьба – помоги ей в том, о чем я ее прошу. Только без фокусов, если что, я тебя из-под земли достану!

– Вопросов нет. Сказано – сделаю.

– Зовут-то тебя как? Уже целый день калякаем, а имени не знаю.

– Алексеем меня зовут, а тебя?

– Жорой величать. Курские мы. Говорят, прадед имел семерых сыновей, вот и фамилия Семисынов.

После обеда Владлена вывели из камеры. На улице ждали оперативники, которые посадили его в машину и повезли в отдел.

– Расскажи подробно, что у вас там происходило, – попросил по дороге сопровождавший его оперативник.

– Все идет хорошо. После допроса он вернулся нервный, ходил долго, а потом попросил передать сожительнице записку.

– Вот это уже тепло! – воскликнул оперативник, громко хлопнув в ладоши.

В кабинете обсудили дальнейшие шаги.

– Как я понял, записка пока еще у него? – поинтересовался один из оперативников.

– Да, он вырвал листок из книги и написал прямо между строк. Карандаш такой коротенький у него был.

– Красный?

– Да, откуда вам известно?

– А мы, когда его допрашивали, специально бросили карандашик на стол перед ним. Когда отвернулись, карандаш он уже присвоил.

– Я спросил, могу ли пожить у его подруги денька два. В записке он это должен указать. На всякий случай, это я с ходу придумал, вдруг понадобится.

– Молодец! Это ты правильно сделал, – похвалил Владлена оперативник. – Возможно, придется переночевать у этой Любы.

Владлен вернулся в камеру к шести вечера.

– Ну как, следователь сильно терзал? – Семисынов лежал на нарах, закинув руки за голову.

– Да нет, еще раз показания взял, обвинения пока не предъявил, будет ждать экспертизы Акулы, какие у нее телесные повреждения, только потом…

– Моли бога, чтобы не тяжкие были, – со знанием дела проговорил сокамерник. – Отпускать намерен?

– Да, как и обещал, через два дня…

– Меня завтра увезут отсюда, – Семисынов протянул Владлену туго завернутую бумагу. – Вот ксива, передай Любе, ее так зовут, мою бабу. Спрячь хорошо, лучше под стельку.

После ужина, немного поговорив, легли спать. Владлен дремал, с наслаждением слушая храп сокамерника.

Утром в десять часов пришли за Семисыновым. На прощание он крепко, даже слишком крепко пожал руку Владлена.

«Силища-то у него!