Очуметь какой подвал, верно?

Я оглядела помещение, впервые осматривая его. Там была U-образная секция, похожая на облако, достаточно большое для двадцати человек. Перед ней стоял массивный телевизор, а посередине — журнальный столик. На другой стороне комнаты была куча игр. Автомат для игры в пинбол, стол для аэрохоккея, стол для пинг-понга.

— Ого, — пробормотала я.

— Хочешь чего-нибудь выпить? У нас есть вся газировка, какая только есть на свете, — предложил Энсон, направляясь в маленькую кухоньку за секцией.

— Диетическая кола — великолепно. — Огромность комнаты и ее содержимое на мгновение отвлекли меня, но теперь я сосредоточилась на парнях передо мной. Холдену было не по себе, Лукас выглядел чертовски виноватым, а Кин вообще избегал моего взгляда.

Я знала, что все трое были частью сообщества, которое отличалось от того, в котором я выросла. Возможно, этому было простое объяснение. Затем я услышал голос Холдена в своей голове:

«Что я не знаю, что это значит, чувствовать, будто мою грудь разрывают на части, когда мне приходится быть вдали от нее всю ночь?»

Я потерла место на груди. В том же самом месте, где я испытывала тянущее ощущение. Я слегка покачала головой. Я не испытывала там боли.

Энсон сунул мне в руку банку.

— Держи.

Кин ухмыльнулся Энсону.

— Кто мы такие? Рубленая печень?

Энсон закатил глаза.

— Возьми чертову содовую сам. — Он перепрыгнул через диван и приземлился на подушки. — Чувствуй себя как дома.

Я обогнула секцию и нашла рюкзак, который, должно быть, принес Лукас. Я улыбнулась ему.

— Спасибо, Люк.

— Нет проблем. Хочешь сначала выбрать нашу тему для проекта, или у тебя есть другие дела?

У меня было домашнее задание по крайней мере по половине уроков, но я могла сделать его, как только окажусь дома.

— Мы можем сначала выбрать тему.

Появился Кин, неся газировку для себя, Лукаса и Холдена.

— Есть какие-нибудь предпочтения в отношении того, что ты хочешь осветить?

Наш учитель истории, мистер Кларк, сказал нам, что мы можем выбрать любую тему, если она имеет отношение к какому-либо месту в Соединенных Штатах, поскольку на уроках изучалась американская история.

Я села на диван и практически утонула в подушках.

— Я подумала, что забавно изучить что-то местное. Это даст мне шанс узнать этот район немного лучше.

— Отличная идея, — сказал Лукас, занимая место рядом со мной и доставая блокнот.

— Мой отец, возможно, сможет познакомить вас со старыми записями города, если понадобятся материалы для исследования, — предложил Холден.

Кин открыл содовую и сел.

— Отлично. Мистер Кларк поглощает все эти основные ресурсы.

Энсон заерзал на диване.

— Я поговорил с мистером Кларком после школы, и он сказал, что я могу перейти в вашу группу, если вы не против. Думаю, что так будет лучше для меня со всеми этими вещами с Сэйди. — Он скривился в гримасе при упоминании ее имени.

Облегчение, охватившее меня, было опасным. Это означало, что я начинала слишком сильно заботиться о том, с кем Энсон проводил время.

— Мне подходит.

— С четырьмя меньше работы, чем с тремя, — сказал Кин.

Лукас помахал ему рукой.

— Добро пожаловать на борт.

Энсон придвинулся ближе на диване.

— Спасибо.

Я взглянула на Холдена, который открывал учебник и клал его на кофейный столик.

— Тебе грустно, что ты сейчас не с нами в классе?

Он улыбнулся мне.

— Был бы не прочь провести с вами еще несколько занятий.

— Жаль, что ты долбаный гений и уже получил степень бакалавра два года назад, — съязвил Кин.

Я в удивлении вытаращила глаза.

— Серьезно?

Жар прилил к щекам Холдена.

— У меня хорошая память, вот и все.

Лукас наклонился ко мне.

— Не слушай его, он безумно умен. Это позорит всех нас.

Я не могла не задуматься, было ли это потому, что Холдену нравилась школа, или потому, что его отец оказывал на него давление, чтобы он преуспел.

Мы остановились на основании Кловердейла в качестве темы и разделили исследовательские задачи. Как только мы это сделали, то все устроились на диване и начали работать над домашним заданием. Я начала с предварительного исчисления. Это было мое самое нелюбимое занятие из всех, и я давно поняла, что мне нужно заниматься, когда у меня больше всего мозговой энергии.

Я работала над проблемой за проблемой, пока не почувствовала, что мои глаза вот-вот соберутся в кучку. Я отложила карандаш и потянулась, разминая шею. Мой взгляд скользнул по группе, и я улыбнулась. Было что-то такое в том, чтобы чувствовать себя комфортно посреди полной тишины, что подсказало мне, что я нашла своих людей.

Мой взгляд остановилась на Лукасе. Он хмурился, когда сосредоточился на учебнике естествознания. Я похлопала его ногой по ноге.

— Ты в порядке?

— Да, просто сильно болит голова.

— У меня в сумке есть ибупрофен, который дала мне медсестра. Хочешь?

Он покачал головой.

— Эти обезболивающие никогда не помогают.

— Позволь мне кое-что попробовать. — Я похлопал по ковру перед тем местом, где сидела.

Лукас соскользнул с дивана и устроился на нем поудобнее.

Я провела большими пальцами по бокам его позвоночника, по шее.

— Часто эти головные боли возникают из-за напряжения шеи.

Лукас издал тихий стон, и все ребята посмотрели на нас. Я ничего не могла поделать с румянцем, окрасившим мои щеки.

— Дай знать, если буду слишком сильно давить.

— Идеально.

Я на мгновение закрыла глаза, сосредоточившись на ощущении того, где напряжение было сильнее всего. Я разминала мышцы большими пальцами. Я могла поклясться, что чувствовала исходящую от Лукаса энергию — что-то вроде сердитого, бурлящего жара.

Лукас резко втянул воздух, и я распахнулись глаза.

— Что? Слишком сильно?

Лукас подвинулся на полу так, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Головная боль прошла.

— Хорошо, не так ли?

Он медленно кивнул.

— Обычно я вообще не могу ее убрать, не говоря уже о том, чтобы так быстро. — Его пристальный взгляд впилась в меня, будто он искал что-то, чего я не могла видеть.

Я помахала пальцами.

— Должно быть, волшебное прикосновение.

— Да. Оно должно быть у тебя.

— 20-

Я уставилась в потолок, когда солнечные лучи проникли в мое окно. Мне следовало бы радоваться тому факту, что прямо сейчас мне никуда не нужно идти. Обычно я любила ленивую субботу. До смерти Лейси это были одни из моих любимых дней. Папа готовил свои знаменитые вафли, а мама ставила «Битлз». Мы с Лейси танцевали по дому до тех пор, пока не приходило время перестать заниматься глупостями.

Знакомая боль пронзила мою грудь. Я потеряла все это. Лейси, семью, которая у нас