Да нет, не стоит думать, что там оказались немцы. Деревнюзаняла – и даже переполнила – другая часть войска! Полку отведена была дляночлега другая деревня, но в темноте люди сбились с пути и попали не туда…

– Что делать? Как быть? – тревожно переговаривались солдаты.Сделать хотя бы шаг представлялось немыслимым.

Передали приказ командира полка – ночевать возле халуп, гдесладко спали на соломе (вот счастливчики-то!) солдаты из другой части.

Слава те, Господи, хотя бы дождь перестал!

– Офицеры есть? – выглянул кто-то из хаты, около которойостановился Дмитрий. – Идите в дом, тут на одного человека найдется место.

Он обернулся в нерешительности к своим.

– Идите, васкобродь, – пробормотал оказавшийся рядом Донцов.– Чего там, все ведь не поместимся, а вы идите. У вас сапожки фасонные… Небосьпромокли насквозь? Я же слышу, как в них хлюпает!

Дмитрий вошел в хату.

Там было совершенно темно.

– Вон туда идите, – сказал незримый человек, голос которого,впрочем, показался Дмитрию таким знакомым, что он даже удивился. Причем голосэтот вызвал в памяти что-то веселое, довоенное, почему-то звон бокалов ишипение шампанских струй… «Откупори шампанского бутылку иль перечти «ЖенитьбуФигаро»!» – как сказал бы Пушкин, которого некогда обожал Дмитрий, пока непроменял его на другого «Сашу» – Черного, который, впрочем, тоже не избегалэтого напитка, как «суровый Дант не избегал сонета», и призывал:

Дешевым шампанским,

Цимлянским

Наполним утробы,

Упьемся!

Эх, хорошо бы… Да, шампанского бы сейчас, а еще лучше –коньяку для сугреву! Или хоть водки. «И пунша пламень голубой» тоже оченькстати оказался бы!

– Мы не знакомы, господин офицер? – негромко спросилДмитрий, вглядываясь в темноту. – Отчего-то ваш голос мне знакомым кажется.

– А вы кто? – спросила темнота. – Честно признаюсь, вашголос мне тоже что-то напоминает, причем очень приятное.

– Штабс-капитан Дмитрий Аксаков, – назвался он и немедленноуслышал в ответ приглушенный хохоток:

– Митька! Шафера родного не узнал!

Ну конечно! Витька Вельяминов! Старинный друг, ещегимназический, бывший шафером на свадьбе Дмитрия и Сашеньки! Любитель стиховотнюдь не Саши Черного и даже не Саши Пушкина, а придворного поэта ВладимираМятлева, не упустивший случая процитировать какую-то его очередную поэзу дажена перроне Энского вокзала, откуда, под щемящие звуки марша «Прощаниеславянки», Дмитрий и Сашенька отправлялись в свадебное путешествие, котороеокончилось, едва начавшись…

Они нашли друг друга в темноте ощупью и обнялись. Ринувшиськ Витьке, Дмитрий невзначай наступил на чью-то откинутую руку. Обладатель еепроснулся и проворчал:

– Побережней, васкобродь! Не то ведь можно и вылететь втычки!

– Что?! – не поверил ушам Дмитрий.

– Что, что… Что слышал! – издевательски передразнилатемнота. – Ничего, сейчас уж не те времена, недолго вам «штокать» осталось!

– Молчать, Полуэктов! – страшным голосом, в которомотчетливо звучала бессильная ярость, прошипел Вельяминов. – Пойдешь подвоенно-полевой суд!

– Руки коротки, васкобродь, – ленивым, хамским голосомотозвался сгусток тьмы по фамилии Полуэктов. – Сам знаешь, солдатский комитетменя в обиду не даст. Потому помалкивай лучше и дружку своему скажи, пусть тутпо рукам-ногам не шляется. А то, вишь, бросил низших чинов, наших товарищей, надожде, а сам греться приполз.

Вельяминов, свирепо выдохнув сквозь зубы, ринулся былокуда-то вперед, однако Дмитрий успел перехватить его и остановить.

– Ползают такие вши, как ты, – спокойно сказал он в темноту.– Люди – ходят. Это раз. Второе – дождя уже нет. Третье – коли ты такой хорошийтоварищ , – это испакощенное временем слово Дмитрий произнес с редкой,просто-таки зубодробительной ненавистью, – отчего бы тебе самому не пойти спатьна улице, а сюда кого-то из тамошних низших чинов пригласить?

– Ладно умничать! – пробубнил Полуэктов. – Спать надо!

– Вот и спи! – шепотом рявкнул Дмитрий и пошел вслед заВельяминовым в глубь хаты.

Раз или два он наступил-таки на чью-то ногу или руку, нообладатели их то ли очень крепко спали и ничего не заметили, то ли не сочлислучившееся достойным брани.

Дмитрий разулся, снял шинель, улегся на сенник рядом сВельяминовым и ощутил, как Витька весь трясется от злости.

– Знал бы ты только, какие сволочи у нас в солдатскомкомитете… – начал он чуть слышно рассказывать, однако облегчение, овладевшееДмитрием после того, как он разулся, снял шинель и расстегнул ремень, былотаким всесокрушающим, что он не мог ему противиться и мгновенно заснул.

Вельяминов вздохнул, закрыл глаза, еще раз мысленно назвалПолуэктова сволочью – и заснул тоже.

Спал Дмитрий буквально как убитый, а разбудил его сильнымтычком в бок Витька Вельяминов, передав приказ по обеим частям, застрявшим водной деревне: немедля выходить. Началась обычная суматоха, Вельяминов тольколишь мельком успел показать Дмитрию долговязого, рыжего бледнолицего солдата снаглым прищуром зеленых глаз. Вид Полуэктова, как и предположил Дмитрий ночью, могвызвать у нормального человека только одно желание: дать ему в морду. Нет,могло возникнуть и еще одно: сдать эту сволочь военно-полевому суду. Однакосделать ни первое, ни второе сейчас не представлялось возможным, и Дмитрийтолько бросил на Полуэктова полный ненависти взгляд, от души надеясь, чтоВитьке Вельяминову долго с ним мучиться не придется: либо отправит вконтрразведку, либо найдет эту долговязую рыжую тварь немецкая пуля.

Для себя же Дмитрий пожелал в тот день лишь одного: никогда,ни разу больше не видеть Полуэктова.

…А в тот день с утра дождя уже не было. Солнце улыбалосьДмитрию, когда его часть около полудня подходила к старому полуразрушенномукостелу, где и остановилась на большой привал. Потом, когда он узнал, чтозагаданное им желание не исполнилось, эта улыбка солнца казалась ему весьмаковарной!

* * *

Убит? Кандыбин? Тот неказистый человечек в шинельке – убит?

– Ка-ак?! – недоверчиво выдохнул Шурка.