Вот так, для каждого по-своему, разгонялся этот день, чтобы в полдень достичь своего пика, затем ещё какое-то время протянуться, параллельной горизонту, линией и сойти на «нет», уткнувшись либо в беспросветную темноту необжитых просторов, либо в яркий свет рекламы и фар тысяч автомобилей, проносящихся по городу, который никогда не спит. И это несмотря ни на что. И никто, даже человек, воле которого должна подчиняться почти одна шестая суши, не в силах ничего изменить даже на подвластной ему территории. День, как и где он начинался, так и там он закончится. Действительно, этот день, как и задумано Творцом, достиг своего пика в строгого определённое время, однако этот астрономический пик был ничто по сравнению с совпавшим с ним по времени и месту политическим.

Уважаемые господа! Услышав такое необычное, в данной обстановке, обращение, зал, ещё не успевший впасть в безразличие и спячку, всколыхнулся, как волна болельщиков на стадионе из-за того, что сидящие в нём принялись внимательно рассматривать себя и соседей, не стали ли они вдруг полицейскими, в смысле, господами полицейскими. Но, тут же Иван Иваныч пояснил, кого он имел ввиду под господами, назвав присутствующих их, прописанными в Конституции, должностями. Зал облегчённо вздохнул и принялся изобретать себе занятия на ближайшие несколько часов. О, как он был не дальновиден!

Иван Иваныч продолжал доклад, говоря что-то о той же самой Конституции, политической системе, многопартийности и тому подобное. Но это было именно «что-то», потому что туман безразличия, как вата начал накрывать аудиторию и только несколько первых рядов не могли себе позволить расслабиться и, по крайней мере, делали вид, что произносимое докладчиком их интересует.

– Я не считаю, что представленные на сегодняшний день партии как в органах законодательной, так и исполнительной власти объективно отражают расклад политических сил в стране, – продолжал Иван Иваныч. Но вата уже окутала большинство присутствующих, и уплотнилась до такой степени, что произносимые оратором слова отскакивали от неё, как от стенки горох. Однако в вынужденных бдеть первых рядах произошло еле заметное движение. Сидящие там, ещё не понимая почему, как-то напряглись и даже верхние части своих тел привели в положение «смирно». Правда, как только они услышали, что это подтверждается даже поверхностным анализом высказываний в интернете, сразу же обмякли, всем своим видом давая понять, что в виртуальном мире ничего серьёзного быть не может.

Сам того не желая, Иван Иваныч своей любовью к передовым технологиям чуть не загубил всё дело, однако, по реакции зала, понял свою оплошность и тут же исправился, пора была брать «быка за рога».

– Да что там интернет! Вы посмотрите вокруг! Мы своими собственными руками создали монстра, который, в конце концов, сожрёт нас самих. Почему у нас такая короткая память или избирательная? Прошло всего двадцать лет, после того, как подобное «существо» проглотило своих создателей, даже не поперхнувшись. Не так ли, Андрей Андреич? – Обратился оратор к, сидящему в первом ряду, руководителю последователей виновника всех наших предыдущих бед. Обладатели престижных мест встрепенулись и обратили ревнивые взгляды на собиравшегося что-то ответить руководителя второй по величине фракции в законодательном органе. Но Иван Иваныч не дал ему возможности это сделать, продолжая: – но это, видимо, нас ничему не научило. Напротив, мы оказались очень способными учениками, в некоторых вопросах даже превзошли своих учителей. Это же надо додуматься вытащить непонятно откуда, якобы представительницу какой-то низовой ячейки Партии и заставить её перед всем миром слёзно просить тогдашнего главу государства не бросать их сирых, а остаться на третий срок правления. Что вы этим преследовали, Борис Борисыч? – бросил Иван Иваныч брезгливый взгляд на главу Партии в законодательном органе. Тот ответил вымученной улыбкой, которая обычно появляется на лицах людей, не определившихся, как воспринимать сделанное в их адрес, замечание. Ещё не унюхав витающих вокруг него неприятностей, Борис Борисыч решил, что это обыкновенная критика единоверца, правильное восприятие которой даже во времена исторического материализма считалось силой партии. Что уж говорить про демократическое сегодня.

– А откуда у вас возникла эта бредовая идея записывать в Партию с рождения? Кем же он у вас должен стать к совершеннолетию? До такого даже в ВКП(б) – КПСС не додумались. – Не унимался Иван Иваныч, издевательски глядя на растерявшегося партийного босса.

– Идиотизм, однозначно! – Выкрикнул с первого ряда, постоянно вертящийся, как будто ищущий направления ветра, флюгер – Вениамин Вениаминыч, не нуждающийся в представлении в силу своей оригинальности. Оригинальный человек оригинален во всём. Зал уже вышел из забытья, а после реплики представителя оппозиционного меньшинства злорадно хихикнул, большинство же хранило гробовое молчание и недоумённо переглядывалось. Почувствовав, что овладел аудиторией, Иван Иваныч, взялся правой рукой за лацкан пиджака, а левую простёр в направлении обалдевших Партийцев и интонацией, схожей с той, которой обладал хозяин таких же жестов, выплеснул на них очередную порцию негатива. При этом он не был уверен, что хотел сказать именно то и так, но какая-то неведомая сила, как тогда, в перепалке с Василь Васильичем, выталкивала из него слова.

– Вы столько лет вели общество за собой, убеждая его, что по пути демократических преобразований. И вдруг оказалось, что это, мягко говоря, не так. Оказывается ваша Партия то ли консервативно-реформистская, то ли реформистско-консервативная. А может всё гораздо проще – она конформистская? Скорей всего это так, потому что конформистами пропитаны ваши ряды, ибо, как только вы объявили себя партией власти в неё полезли, да, да, именно полезли бессовестные людишки и откровенные приспособленцы. Куда подевались гордые своим независимым статусом депутаты? А как воспылали любовью к вам всевозможные артисты, спортсмены и прочие богемные личности, вплоть до, прости господи, нетрадиционно ориентированных. И как стремительно, при этом, стали таять ряды других общественных организаций!

Зал разразился бурными аплодисментами и восклицаниями, ободряющими докладчика. Но большая его часть продолжала молчать, только ещё интенсивней задвигалась, а лица их покрыла страдальческая гримаса, как будто наступила медвежья болезнь, но сделать с этим ничего нельзя. В первом ряду уже не стесняясь, шелестели текстом доклада, пытаясь найти в нём то, о чём сейчас говорилось. Естественно, не найдя ничего похожего, пожимали плечами, переглядывались, перешёптывались и, кто удивлённо, а кто подозрительно, поглядывали на стоящего за трибуной и не узнавали его. За импровизированными кулисами в панике метался режиссёр прямой трансляции с радиостанцией, связывающей его с камерами в зале, но команд никаких не давал, а только периодически высовывал из-за бархатного балдахина растрёпанную голову в надежде обратить на себя внимание хоть какого-нибудь маломальского начальника. Наконец, пришедший в себя и осознавший происходящее Борис Борисыч заметил потуги режиссёра и дал ему еле заметный знак прекратить съёмку. Однако, сидящий неподалёку Альберт Альбертыч, уловил движение и, проследив его направление, упёрся взглядом в лохматого человека, явно творческой наружности, пытающегося что-то говорить по радиостанции. Альберт Альбертыч приложил палец к губам, неслышно встал и прошёл за кулисы.