поручение, Чебан. Нужно нелегально перевезти трех наших товарищей. Едут они инкогнито. Понял? Никто не должен их видеть на судне, а также, когда они будут сходить с него в Роттердаме. Сделай. Ты теперь боцман, это нам на руку: легче организовать их провоз без свидетелей...

Отплывали мы рано утром, на следующий день после разговора с секретарем. Накануне, часов в одиннадцать вечера, с борта я заметил, что по берегу прохаживается три человека. Пароль сообщил мне секретарь заблаговременно.

Не спеша я спустился по трапу. Дойдя до крайнего каната, который удерживал судно на приколе, повернул обратно. Навстречу мне шли три молодых человека. Поравнявшись с ними, тихо произнес пароль. Услыхав его, они ответили и пошли за мной. Поднявшись на корабль, я незаметно провел их в трюм, где заранее подготовил «пассажирам» место.

На рассвете «Ван» отдал швартовы и, рассекая небольшую волну, лег на курс. Спустя тринадцать часов мы благополучно прибыли в Роттердам. Улучив удобный момент, мои подопечные по условленному сигналу один за другим сошли на берег. Больше я их никогда не видел.

Первое ответственное партийное задание успешно выполнил.

Потом мне доводилось не раз нелегально перевозить нужных для подпольной работы людей: из Бельгии в Голландию и из Голландии в Бельгию, в Англию, а также из Англии. Пользуясь своим положением боцмана, без осложнений осуществлял их транспортировку...

На «Ване» я проработал до конца 1932 года, пока пароход не продали на слом какой-то итальянской фирме. Признаюсь, жалко было расставаться с этим судном, которое сыграло в моей судьбе весьма важную роль. Оно не только дало мне приют после высылки из Соединенных Штатов и сделало меня моряком, но и свело с интересными людьми.

Наша команда во главе с капитаном Верстратеном вела судно в его последний рейс. Назначение — итальянский порт Поло. Там оно должно было закончить свою биографию.

Из Бельгии я захватил, как обычно теперь делал, пачку свежих коммунистических газет, которые читал во время рейса. Это уже не было секретом для капитана. Ведь он тоже живо сейчас интересовался политическими событиями в мире, правдивой информацией, особенно о Советской России. Такой же интерес проявлял к ней и член нашей команды, поляк по национальности. Мы все звали его Ермилом, хотя у него было какое-то другое имя. Ему я давал читать отдельные номера «Дейли уоркер», где были материалы о России, журнал «СССР на стройке» на английском языке и другую литературу, которой меня снабжали товарищи в Антверпене и Брюсселе.

Неприятности в Поло

Когда мы приближались к берегам Италии, капитан вызвал меня и предупредил:

— Вы, ребята, не забывайте, что в Италии сейчас у власти фашисты. Я отвечаю за свою команду, а вы везете политическую литературу. Неровен час, обнаружат этот «крамольный» груз, и вам, и мне не поздоровится. У Бенито Муссолини хорошие собаки-ищейки...

Капитан будто в воду глядел.

Как только «Ван» пришвартовался в порту Поло, на судно поднялись несколько бравых карабинеров и произвели досмотр, а точнее — обыск. То ли только наш корабль проверяли, то ли вообще каждый иностранный, прибывший в Италию, — не скажу. Знаю только, что они обнаружили у меня и Ермила незаконно привезенные издания, и нас задержали.

Капитан давал объяснения. Он ужасно ругался, крыл нас на чем свет стоит и обещал карабинерам, что сообщит по возвращении в Бельгию в жандармерию о «возмутительных поступках» двух членов команды, даже будет настаивать лично на их аресте и штрафе...

Почти сутки продержали меня и Ермила в порту, пока не удалось уладить конфликт. Обратно мы добирались домой уже поездом. В вагоне добродушный Верстратен тихонько нас пожурил:

— Эх вы, горе-конспираторы! Не могли как следует спрятать свой «товар»! Вот и нарвались на неприятность. Хорошо что еще так окончилось. Могло быть хуже. Впрочем, я еще не уверен, что все обойдется благополучно. Может, пока мы едем домой, жандармерии уже стало известно о ваших «похождениях».

Вернувшись в Антверпен, я сразу же явился в партячейку. Вскоре с помощью друзей снял небольшую удобную комнату на другой квартире. Морская жизнь пока окончилась. Надолго ли — не знал. Началась «земная», нелегальная жизнь. Ведь у меня по-прежнему не было бельгийского паспорта.

Мне поручили вести работу в порту, который в то время являлся одним из самых крупных в Бельгии. Работа заключалась в том, что я должен был связываться с партийными товарищами в составе команд греческих, итальянских, американских, югославских и французских пароходов, прибывших в Антверпен, и снабжать их политической литературой.

Все шло хорошо. Провалов не было. За сравнительно короткий срок мне удалось распространить среди моряков различных кораблей, швартовавшихся в Антверпене, довольно много газет, журналов, брошюр прогрессивного направления.

Как-то вечером я пришел к себе на квартиру, мечтая растянуться на диване и отдохнуть. Накануне пришлось поздно задержаться в порту и много поработать, поскольку с рассветом отправлялось в плаванье два иностранных судна и нужно было их обеспечить литературой, а также побеседовать с матросами, не раз ходившими к советским берегам.

Встретившая меня хозяйка была взволнована. Она сообщила, что утром приходил полицейский («я их давно уже не видела у себя в доме»), расспрашивал обо мне и оставил ей под расписку извещение. Хозяйка открыла шкафчик и подала бумагу. Содержание было краткое и ошеломляющее. На основании королевского указа мне, как незаконно проживающему в Бельгии, предлагалось покинуть пределы страны в двадцать четыре часа, в противном случае...

«Откуда они узнали обо мне? Кто донес в полицию? Неужели хозяйка?» Но я сразу же отбросил это предположение. Простая, с открытым приятным лицом женщина, которой я сравнительно исправно платил за комнату, не могла этого сделать. «А что, если поступили материалы из Италии, где нас задержали карабинеры, конфисковавшие коммунистическую литературу? Да, но как узнали они мой адрес?»

Теряясь в догадках, я спрятал в карман извещение и отправился к секретарю партийной организации посоветоваться, что предпринять, как мне быть дальше. Нашел его в интернациональном клубе. Он сидел с каким-то пожилым моряком в синем берете, судя по разговору — французом, и оживленно о чем-то беседовал. Когда секретарь остался один, я показал ему извещение. Он быстро пробежал его глазами, сжал крепко челюсти и решительно сказал:

— Для нас это не закон! Королевским указам мы не подчиняемся. В партии свои законы. Революционные. Надо, Симеон, продолжать работу. Старую квартиру придется немедленно оставить...

Я так и сделал.