Гейтлер сидел за столом и сосредоточенно жевал холодныекотлеты, когда на кухню вошел Дзевоньский.

— Хорошая еда, — одобрил Гейтлер. — Не понимаю, почему онавам не нравится. Я думал, у всех славян одинаковый вкус. Вам должно нравиться.

— Вы еще и расист? — беззлобно заметил Дзевоньский,усаживаясь напротив. — Не любите славян?

— Только в этом меня еще не обвиняли, — сообщил Гейтлер. —Я, между прочим, вступил в партию в девятнадцать лет. И не выходил из нее досамого последнего момента, пока мне не пришлось бежать из страны. А насчетрасизма, это правда. Я вас не люблю, герр Дзевоньский, но не как представителяславянской нации, а как конкретного типа, который нанял меня на работу,угрожает семье моей дочери и следит за каждым моим шагом.

— Обмен любезностями закончен, — отмахнулся Дзевоньский. — Явсе равно заказываю себе еду из города. У меня к вам есть один конкретныйвопрос. Зачем вам нужны были деньги, если вы их не трогаете? Чемоданчик сденьгами стоит в вашей спальной комнате.

— А вы что, каждое утро их пересчитываете? — огрызнулсяГейтлер. Затем подошел к холодильнику и открыл дверцу. — Кажется, у насзакончилось пиво, — объявил он и выразительно посмотрел на Дзевоньского.

— А сосиски с капустой не хотите? — разозлился Дзевоньский.— Я сейчас позвоню, и нам принесут ящик пива. У наших охранников холодильникгораздо больше этого. Там две морозильные камеры. — Он достал телефон и набралномер. Попросил одного из охранников войти в дом и принести пива. Затем убралтелефон и сообщил: — Сейчас принесут. Но вы не ответили мне насчет денег. Иливы нарочно спросили о пиве, чтобы уйти от ответа?

— Ваша подозрительность делает вас похожим на параноика, —пробормотал Гейтлер. — Я не трогал деньги потому, что мне они пока не нужны. Япросил эти деньги не для себя. Они необходимы мне для конкретной операции. Идавайте на этом закончим. Больше не спрашивайте меня об этих деньгах. Когдабудет нужно, они исчезнут из дома.

— Предположим. Но вы здесь уже целую неделю. И пока я неслышал от вас конкретных предложений. Кроме массы газет и журналов, которые выежедневно привозите, никаких других изменений я пока не заметил. Или яошибаюсь?

— Неделя слишком короткий срок, герр Дзевоньский. Еслихотите, давайте перейдем на польский, чтобы я мог называть вас паном. У меняпока нет никаких идей. Все слишком неопределенно.

— Семь дней, — напомнил Дзевоньский, — сто шестьдесят восемьчасов. И вы ничего не можете нам предложить?

— Не могу. И не делайте удивленного лица, Дзевоньский. Такиеоперации готовятся по несколько месяцев.

Раздался звонок. Это охранник принес пиво и стоял передвходной дверью. Охранникам было запрещено входить в дом. Дзевоньский поднялся,вышел из кухни. Через минуту он принес упакованную связку пива и поставил ее настол. Гейтлер удовлетворенно кивнул, достал одну банку. Потом открыл ее,наполнил кружку.

— Спасибо за пиво, — спокойно произнес он и продолжилужинать.

— Не за что. Я жду ваших пояснений.

Гейтлер не спеша разжевал последний кусок, выпил пива,отодвинул тарелку, кружку.

— На кухне можно разговаривать или нам лучше вернуться в залс камином? — спросил он по-русски.

— Лучше у камина, — согласился Дзевоньский.

Гейтлер аккуратно сложил всю грязную посуду в посудомоечнуюмашину, включил ее. Затем, забрав банку пива, пошел в гостиную. Дзевоньский усмехнулся,покачав головой. Немецкая педантичность его всегда восхищала.

Когда они уселись у камина, Гейтлер поставил банку настолик.

— Будем говорить по-немецки, — решил он, — хотя если наспрослушивают, они все равно найдут хорошего переводчика.

Дзевоньский не отреагировал на шутку.

— Мы уже договорились, что для нас самое важное — решить гдеи когда нужно нанести конкретный удар. Проникнуть сквозь защиту его СлужбыБезопасности и попытаться нанести удар в самое неудобное для них время. А дляэтого мы должны хотя бы представлять, где такой удар можно нанести.

— Об этом мы уже говорили, — поморщился Дзевоньский. — Ненужно объяснять мне такие азбучные истины. Я хочу знать, к какому выводу выпришли?

— Существуют пять факторов, определяющих мою работу, — началГейтлер. — Первый — это определение момента, что, на мой взгляд, абсолютнонереально сделать. Насколько я сумел понять, согласно их дипломатическимстандартам, глава государства не встречает гостей в аэропорту и не провожаетих. Все встречи происходят в Кремле, проникнуть куда совершенно невозможно.Если только не попытаться сбросить туда десант из нескольких террористов, чтотоже невозможно. Самолет не сможет пролететь над территорией Кремля, он тудапросто не долетит, а всех парашютистов перестреляют еще в воздухе.

Второй фактор — его охрана. Насколько я могу судить, там непросто профессионалы. Это специальная служба, прошедшая особую подготовку,имеющая своих аналитиков и отличное техническое обеспечение. Они вооруженыспецтехникой и другими чудесами нового века, о которых мы с вами даже не знаем.

Дзевоньский слушал молча. Он не совсем понимал, когда егособеседник шутит, а когда говорит серьезно. Но внимательно слушал.

— Третий фактор, — невозмутимо продолжил Гейтлер, — этоневозможность определить время выезда «субъекта». Я внимательно прочел всегазеты за последние несколько месяцев. Специально проверял по Интернету. Иногдаглава государства появлялся в театре или на каком-то мероприятии, но никто незнает заранее, где именно он может оказаться. Почти никто, за исключением егоначальника службы охраны и, возможно, руководителя его администрации.

— Вы считаете, что мы должны завербовать одного из них,чтобы получить нужную нам информацию? — со злостью поинтересовался Дзевоньский.— Или вы по-прежнему шутите?

— Четвертый фактор — это невозможность проведения операции вдругом месте. Для этого необходимо иметь точные маршруты передвижения нужногонам лица, заблаговременно выехать в город, куда он собирается отправиться,провести проверку на месте.

И наконец, пятый фактор — невозможность самоготеррористического акта. К его самолету, поезду, машинам подобраться нельзя,устроить засаду где-то по дороге — нереально, напасть в толпе — абсолютнонемыслимо, а проникнуть на охраняемую территорию Кремля — вообще невероятнаязатея.

Гейтлер открыл банку пива и с удовольствием его выпил, затемположил пустую банку на пол, рядом с собой и, взглянув на Дзевоньского,насмешливо улыбнулся.

— Из всего вышесказанного становится ясно, что вся нашазатея обречена на провал еще в стадии своего зарождения. Никаких шансов у наснет. Ни одного. Сегодня он самый охраняемый человек в мире. Правда, может, естьеще один такой человек — президент Соединенных Штатов. Или два, если считать ипремьера Великобритании. — Гейтлер опять улыбнулся и протянул руки к огню.