Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Идемте немедленно в дом, – нарочито строго велел мне Аптекарь. – Вы отогреетесь, и я стану угощать вас разными вкусными вещами, а потом вы расскажете мне, что стряслось.
И я пошла за ним. Добровольно. Сама.
В ситуациях, когда мне становилось плохо – не важно, физически или морально, – я знала, что главное – это отвлечься. Заставить себя думать о чем-то совсем другом, переключиться и обмануть организм. Клин клином, страх страхом. Нет никаких фотографий, есть картина, которая принадлежала когда-то всему миру, а теперь оказалась в этом странном доме, побывав перед этим у меня в мастерской и у меня в руках. Я сняла плащ и направилась прямиком к ней.
– Так я, пожалуй, начну ревновать, – сказал за моей спиной Аптекарь. – Можно подумать, вы пришли сюда ради нее.
– А вы поселились здесь не ради нее? – спросила я. – Она того стоит.
– Я поселился здесь ради себя. Исключительно ради себя самого, моя милая гостья. Я, знаете ли, очень долго разбирался с тем, чего же стою я, а когда разобрался, зажил тут вполне счастливо ради себя самого и позволяю себе маленькие приятные мелочи, которые доставляют мне удовольствие и способны составить мой комфорт.
– Картина – это удовольствие? А ваша неземной красоты домработница – это комфорт?
– Картина живет у меня в доме, как и я. Ей тут хорошо, и мы заслужили общество друг друга, а что касается домработницы, то, во-первых, я еще раз очень прошу вас извинить меня за то, что не досмотрел за ней. Во-вторых, если честно, то я вообще с большим трудом переношу присутствие в моем доме посторонних людей.
Я удивленно подняла брови, но он продолжил:
– Близкое присутствие. Мои заказчики приходят и уходят. Вы в качестве гостьи мне приятны, ведете себя вполне прилично и не проявляете излишнего любопытства. По крайней мере пока. Я не люблю слишком близких контактов, и мой дом их не любит. А уборка – дело интимное, но необходимое. Человек, который приходит к вам наводить порядок, невольно допускается в ваше пространство. Это приходится терпеть. И да, вы правы, мне гораздо приятнее терпеть присутствие Нурции, нежели какой-нибудь угрюмой толстухи, шаркающей тряпкой, или безликих парней в фирменных комбинезонах. Я могу позволить себе эту роскошь, тем более что это скорее необходимость, мне для работы очень важен внутренний комфорт, а он зависит и от комфорта внешнего. Я пересмотрел сумасшедшее количество домработниц и домработников, пока мне не прислали ее. Эти прохиндеи из агентства запросили уйму денег, но повторюсь, я могу себе это позволить. Она не назойлива, радует мои эстетические чувства, прекрасно справляется с обязанностями, уважает мои странности, не поет и не свистит в доме. Что еще нужно? Ах да, пойдемте же со мной, я угощу вас тем, что она готовит. Да оторвитесь вы уже от картины, еще надышите мне на ней пятен.
Мама как-то сказала мне, что моя проблема состоит в следующем: я слишком хорошо отношусь к людям. «Даже в сером волке ты пытаешься найти Красную Шапочку, а напрасно». Она, разумеется, была права, и это с завидным постоянством подтверждали подлецы, которые попадались мне в жизни и старались если не растоптать мою веру в людей, то хотя бы в чем-то меня обставить. Но я продолжала смотреть людям в глаза и почему-то им верила. Глаза Аптекаря были лучистыми и смеялись, и я уже не могла представить себе, что это он сидел за компьютером и самозабвенно рисовал на мне шрамы. «Не раскисай и будь осторожной», – все-таки приказала я себе и проследовала за Аптекарем в ту гостиную, где мы сидели с ним в первый вечер. Камин не горел, но в комнате по-прежнему пахло ароматным дымом и какими-то цитрусовыми, горькими померанцами, мне захотелось забраться на диван с ногами или спрятаться под шкурой. Или хотя бы просто перестать дрожать.
– Я хотел сварить вам глинтвейн, но на улице, как назло, потеплело. – Аптекарь ушел на кухню, и его голос глухо отражался от деревянной лестницы у него над головой. – Тогда я подумал, что можно было бы удивить сангрией. Но потом вспомнил, что вы автомобилистка, а от моей сангрии все настолько теряют головы, что не могут остановиться и потом теряют управление над своими транспортными средствами. Так что…
– Вы нальете мне воды из-под крана…
– Вы очень легкомысленно относитесь к воде, – вдруг ответил он строго. – Вода, имейте в виду, может оказаться сильнейшим средством. Ни вкуса, ни цвета, а последствия такие, что уже ничего не вернуть.
– Значит, и воды мне не дадите?
– Не сегодня! – Он наконец улыбнулся мне через плечо. – Сегодня я сделал вам просто чай.
Передо мной на низком столике оказался поднос с двумя чашками и тарелка, на который были выложены маленькие пирожные и диковинные конфетки. Нуга нежного абрикосового цвета, какие-то фрукты в прозрачной глазури, шоколад крупными каплями.
– Это извинения, – сказал Аптекарь. – Она просила передать вам лично.
– Тогда я, пожалуй, воздержусь, – я как будто испуганно отодвинулась вглубь дивана. – Ваша Нурция была не слишком приветлива, а у вас тут, как мне подсказывает внутренний голос, нет недостатка в цианиде.
– Вы забавно шутите. – Аптекарь поставил поднос, выпрямился и посмотрел на меня изучающе и очень серьезно. – Вы умненькая.
«Вот уж в чем я сомневаюсь», – сказала я про себя и положила в рот крошечное печенье. В этот момент мои вкусовые рецепторы буквально взорвались от восторга, а в ушах запели ангелы.
– Что это? – с трудом выговорила я. – Это не просто божественно, это феноменально. Из чего это сделано?
Аптекарь уселся напротив и взял с подноса чашку.
– Послушайте, – сказал он с довольной улыбкой. – Я должен дать вам совет. Бросайте вашу манеру во всем докапываться до сути, вам это ни к чему. Вы усложняете себе жизнь, тратите ее не на то, что нужно. Почему влюбилась? Почему рассердилась? Как это устроено? Из чего это сделано? Как одно превратилось в другое?
– Как у вас оказался подлинник? – быстро спросила я.
На лице Аптекаря не дрогнула даже ресница. Он продолжал смаковать сладости и нашу беседу.
– Вы как будто меня не слышите. Говорю же вам, бросайте искать, что откуда. И возьмите нугу, очень рекомендую.
– Тогда расскажите мне про вашего пациента.
Раз не получалось напрямую,