– Вы упустили Аннет. Дочь Доминика. Киан, мальчик мой, это не есть хорошо, – медленно произносит Энтони, коверкая предложения на английском языке. Мы все в основном общаемся на сленге, сокращаем фразы и предложения, но Энтони употребляет в речи усложненный вариант. Жеманно растягивая слова, он выпускает в пространство кабинета клубок отвратного дыма. А меня коробит больше от этого убогого обращения «мальчик мой». Мысленно представляю, как беру раскаленные виллы и наматываю на них внутренности босса.

– Мы взяли другую девушку, представляющую собой не меньшую ценность для Доминика. Он прятал её долгие годы, отец. Оберегал. Охранял. Держал в «золотой клетке», будто принцессу. Согласись, Аннет Ди Карло на фоне этих фактов об Амелии Ди Карло, теряет актуальность.

– Это я уже слышал, – тяжело вздыхает босс и переводит взгляд на своего консультанта[9] – Леона Гомез.

Этот кадр ничего особенного. Правая рука Энтони. Ещё одна пешка, бегающая перед Морте на задних лапках.

Как и все.

Как и я, черт возьми.

Когда это закончится?

Скоро, Киан, скоро. Все к этому идет. На всё уйдет максимум год…?

– Что скажешь, Лео? Ценность девушек равнозначна? Хм… Миа Ди Карло. Она, как я понял, не родная дочь Доминика. Удивительно, как долго и тщательно он её прятал. Но, к нашему счастью, все тайное становится явным.

– Все верно, Энтони. Не родная, но мы изучили вопрос глубже. Судя по тому, что он сдувал с неё пылинки, после того, как девочка осталась сиротой, она для него бесценна. Чего не скажешь об Аннет, которая, как известно нашим источникам, постоянно конфликтовала с отцом. Я думаю, Киан прав. Необходимый нам результат достигнут. Мы сделали первый шаг к великой цели, которая, наконец, возвысит нас над всеми семьями и даст признанную и абсолютную власть над всеми каналами прибыли, – подводит итоги операции Леон.

– Может, ты расскажешь мне, каков дальнейший план действий? Расскажешь о том, что ты ищешь, и как лично нам похищение девушки поможет в поиске того, что тебе нужно? – я говорю о загадочном веществе, которое так необходимо Энтони.

А теперь и мне, потому что отец до смерти нуждается в нём.

Мы говорим о «цветке бессмертия». Красивое название, но только что за ним стоит? Пока это нечто вроде Святого Грааля[10], которым все хотят завладеть, но не могут найти.

– Мне не нравится нездоровая часть нашего бизнеса, Киан, и ты это знаешь. Наша семейная империя – огромный организм, который я чувствую и ощущаю, как свой собственный. Один из органов явно поражен вирусом, который может заразить всю систему, и я намерен сначала локализовать его, заблокировать, а потом избавиться от яда. Я говорю о наркоторговле, что приносит нам миллиарды, но несет в себе ещё больше рисков, которые постоянно приходится разрешать. Молчание начинает обходиться мне слишком дорого. А если не покупать молчание, мы лишимся солдат, которые служат нам, являясь руками и двигателями клана. За последнее время было много смертей из-за передозировки нашим товаром, а сданных дилерами членов семьи посадили. Мне это не нравится, вы же знаете. Я болезненно переживаю потерю каждого, даже временную. В то время как Ди Карло владеет фармацевтическим рынком и, по сути, занимается тем же самым, только вот рискует гораздо меньше. Не мне тебе рассказывать, какой товар может приходить на прилавки магазинов и как это работает. Времена меняются, и я могу предвидеть то, что наши затраты на сохранение наркобизнеса будут расти. И дело не только в затратах. Я пересмотрел свои приоритеты и взгляды. Очень низкий и грязный бизнес, от которого уйма проблем. Будущее семьи я вижу в покупке новых игорных домов в Вегасе и организации подпольных казино в других штатах. В конце концов, смерть Вирджинии послужила толчком для того, чтобы я пересмотрел свой взгляд на данный вид дохода, – сухие губы Энтони дрожат, когда он произносит имя своей бывшей любовницы.

Вирджиния умерла пару лет назад из-за передозировки кокаином. Надо же, сердце Морте не каменное? Или его слова лишь вершина айсберга глубинных причин, из-за которых он до одержимости нуждается в загадочном «цветке бессмертия»? И что же это? Наркотик, от которого не умирают? Который не вредит здоровью?

Это на грани фантастики. Невозможно. Но, очевидно, вещество является чем-то уникальным и утерянным, а быть может и вовсе несуществующим… Как знать, возможно, Энтони в очередной раз хочет завлечь меня в свои игры разума и поставить передо мной квест длинною в жизнь? Отец пойдет на все, чтобы как можно дольше держать меня на своем коротком поводке. Ублюдок.

– И я не хочу, чтобы затраты, которые мы несем, покупая порты и молчание в органах, превысили наши доходы. Я смотрю вперед и не позволю клану уйти на дно, уйти в тень других семей, которые могут воспользоваться нашей слабостью и прийти к господству. Мы – семья Морте и внегласно являемся самой могущественной, богатой и управляющей семьей из пяти, и я не хочу, чтобы мы потеряли свой авторитет. Ни сейчас, ни в будущем, когда я уже буду мертв, а семью возглавишь ты или Стефан. Мир так устроен: кто-то наслаждается лучшими деликатесами со стола, а кто-то подбирает объедки. Я не хочу, чтобы я или мои потомки разрушили мою империю и опустились до второго варианта. Но я уже не тот, Киан. Не так молод и быстр, как раньше. Не так проницателен и дальновиден, – Энтони не моргает и не сводит с меня взгляда, сжимая потухшую сигару в руке до хруста в костяшках пальцев. – Я хочу быть уверен в том, что когда умру, буду смотреть с небес на свою семью с гордостью и наслаждаться её процветанием. Я хочу, чтобы мое потомство стало моим продолжением, с усовершенствованными идеалами и целями. И конечно, большие надежды я возлагал, возлагаю и буду возлагать на тебя и Стефана, – продолжает Морте, во второй раз упоминая об одном из настоящих сыновей, который также является подручным в семье и обладает большой властью. К слову, это ещё один сукин сын, которого я терпеть не могу.

У Энтони четыре официальных сына.

Я и Стефан – избранные, любимчики. У нас разные матери, но мы одногодки.

Средний сын – Вито, служит в армии и отрекся от преступной деятельности.

Ещё есть Блэс – самый младший. Кажется, он рок-музыкант и сбежал, как только ему стукнуло восемнадцать.