ГЛАВА ПЯТАЯ

Едва лишь прозвучали первые строки письма, которое привез Каикарбайху, посол чахарского Лэгдэна, мигом сошла на нет неопределенность ожидания. На смену ей пришла обида, с нею злость. Лэгдэн, кичась мнимым величием сил своих, именовал себя Батур-Чингисханом, которому подвластно 40 десятков тысяч людей. И наоборот, стремясь принизить Нурхаци, назвал его владетелем лишь 3 десятков тысяч человек{62}.

— А ты считал моих людей?! — едва не сорвалось с губ Нурхаци, но, плотно стиснув их, вопросу вырваться не дал. Весь обратился в слух, играя желваками.

«Мины, — писал Лэгдэн, — враги обоим нашим государствам». От этих слов теплее стало на душе, и Нурхаци довольно улыбнулся. «Известно мне, что начиная с года коровы ты неоднократно досаждал минскому государству. Летом этого года я сам ходил походом против минского Гуаннина. Покорив город, завладел собранным там в уплату налогов. Если твои войска пойдут на Гуапнин, я взнуздаю тебя».

От слов последних кровь ударила в голову Нурхаци, и он чуть с места не вскочил. Еле сдержавшись, усидел и, губ не разжимая, махнул рукой, чтоб продолжали читать письмо.

«Между собой мы исстари не знали распрей. Было в обычае послов друг другу присылать. Из-за того, что твой посол сказал, что я-де принял его не по обычаю, задеты оба оказались мы и перестали слать подарки друг другу и справляться о здоровье и делах. Если я правду говорю, то снова пришли ко мне тех самых послов, которые приемом, что им оказан был, остались недовольны».

Слово последнее послания прозвучало, и наступила тишина. Такая, которая бывает, когда весь небосвод застелят тучи, и он от тяжести провиснет. Тогда тревожное томление овладевает человеком, на кистях рук червями жирными вспухают жилы. Вот-вот темно-лиловая громада неба пойдет изломами, обрушит грохот, приводя в смятение все живое на земле.

Тоскливо стало на душе у Канкарбайху, почувствовал себя он одиноким, беззащитным в преддверии чего-то жуткого. От гула голосов, который вдруг вспугнул нестойкую тишину, глаза зажмурил, зубы стиснул И так не дал руками уши себе заткнуть, чтоб слышать те слова, что вырывались из яростно оскаленных ртов. «Петлю ему на шею!» — истошным голосом кто-то вопил. «Убить!» — вторили ему другие. «Отрезать нос — и пусть идет обратно!» — вплетался в разноголосицу низко гудевший рык: «Верно, — и уши тоже!»{63}

Руку поднял Нурхаци, и смолкли голоса, но ненависть, что прозвучала в них, стоять осталась, как испарение от зловонного болота иль чад от головешек. Не оттого ль надсадно закряхтел Нурхаци, прежде чем заговорить?

— Гнев справедлив ваш, — он произнес, не торопясь, в растяжку. И одобрение чувствовалось в голосе его, — чувства мои такие ж, как у вас.

При этих словах князья и вельможи довольно загалдели.

— Но посланный, — Нурхаци продолжал, — тут вовсе ни при чем. Вина на том, кем послан он. И потому посланца пока оставим у себя, чтоб нам сподручнее было довести до слуха приславшего его наши слова{64}.

* * *

— Себя сам именует повелителем монго, Батур-Чин-гисханом, — скривился Нурхаци, взглянув на грамоту Лэгдэна и в сторону небрежно отложив. — А кто его признал таким, кроме домочадцев? В один и тот же день с послом Лэгдэна приехали ко мне и люди пяти халхаских уделов. Хоть вместе прибыли, но говорить со мной отдельно пожелали. Ведь неслучайно это. Тут ясно даже дураку, что не хозяин вовсе Лэгдэн для халхасов. Хоть и монго все они, Чахар и Халха — не одно и то же, видно. Послушаем теперь, что скажут нам послы халхаских бэйлэ.

* * *

С виду суровым оставаясь, в душе Нурхаци ликовал. «Цзорикту Хунбатур и прочие халхаские бэйлэ Цзесая виновным называли. И соглашались с тем, чтобы его судьбу Нурхаци сам решил{65}. Этот Цзесай было напал на войско наше под Телином. Теперь и сам и оба сына в плену у нас. Как поступить с ним дальше, там посмотрим».

Но ликованием полон был не из-за того, что соплеменники отступились от Цзесая. Владетели пяти уделов предложили союз составить против Минов. Нет, он не ослышался ничуть. Об этом прямо написано в письме халхаских бэйлэ.

— Мины — вражеское для нас государство. — Нурхаци палец задержал, которым водил по строкам, словно удостоверяясь, на сколь их прочен цвет. И палец дальше заскользил: «Если пойти против них походом, то надобно единодушно и сообща продумать все с таким расчетом, чтобы дойти прямо до Шаньхайгуани. Если бы случилось так, что с Минами кто-то из нас мириться стал, то это тоже сообща должно решать»{66}.

— Надо спешить, — Нурхаци с места встал. — Пока халхасы не раздумали в союзе быть со мною. Сейчас, — прикинул про себя, — год на исходе. А там начнется у Монго цаган-сар. А в праздники, когда едят, пьют да развлекаются, халхаским бэйлэ уже будет не до дел серьезных. Их пять уделов, что присылали ко мне своих людей. И чтобы не обидно было никому, я пятерых послов направлю к ним, А кто поедет? — Нурхаци задумался. Мысленно представлял себе лица, повадки, норов разных люден. — Нет, — вздохнул с досадой, — такого не сыскать, чтоб совершенным был во всем. Этот хитер, да не умен: сейчас словчить сумеет, а невдомек ему, что будет завтра. Тот рассудителен, вперед глядит, да языком своим владеть не может. Не говорит — бубнит, как будто кашей рот набит. А этому, уже если рот откроет, слушать другого невтерпеж. Ну, значит, так, поедут Экэсингэ, Чжохор, Ясидапь, Курчань, Хифе. Они все разные по норову, у каждого есть преимущества своп. А вместе все достойно будут выглядеть, особенно когда над ними старшим я поставлю Экэсингэ. В сравнении с остальными достоинств больше у него. К тому же старше всех по возрасту, пускай и ненамного.

Послы уехали. Нурхаци сам их вышел провожать. Всадники давно уже скрылись где-то там за сопками, а Нурхаци продолжал стоять, упорно вглядываясь вдаль. Как-то все обойдется? Ведь это впервые его люди отправились к владетелям пяти халхаских уделов.

* * *

Снег вроде ровно падал с неба, а лег по-разному на землю: тонок и темен от земли на вершинах сопок, толще слоем и цветом чище в ложбинах, где ветер был бессилен покровы снять с земли иль истрепать их до рубищ. А след конских копыт ложился разный даже там, где снега слой был вроде одинаков. Причина та, что ход у каждого коня отличен от другого, пусть