— Аня-я-я!…

Слишком низко звучал его голос, слишком тяжелым, жарким и отчаянным был взгляд. Плева-а-а-ать! Ее уже ничто не могло остановить.

— Ненавижу тебя. Чудовище. Не-на-ви-жу! — выплюнула она ему в лицо.

Что-то дикое в ответ вспыхнуло в его глазах, а в следующий миг он уже целовал ее. Как оголодавший зверь, задыхаясь, жадно. Как безумный.

А потом…

Каково было ему потом тормозить себя… Выныривать из этого омута, душить свой порыв. Все равно что жилы рвать. Но он смог. Пришел в себя уже на диване, обнимал ее, прижимал к себе, гладил по волосам. Поцелуи еще добирал.

Наконец остановился.

Они оба замерли, глядя друг на друга, Максим не стал ждать, когда протест и неприятие снова загорятся в ее глазах. Отпустил ее и встал.

Отошел, замер, повернувшись к ней спиной. Состояние свое скрыть. Потом провел рукой по волосам, подавляя болезненную горечь неудовлетворенного желания, и проговорил:

— Что бы ты ни думала обо мне, я не насильник, Аня.

И надо было выйти, оставить ее одну. А его ноги не несли прочь. Не мог он от нее отойти.

***

Так глупо Аня чувствовала себя, что просто не было слов. Что с ней происходило, куда к чертовой матери улетали ее мозги, когда он начинал ее целовать? Она не могла себе объяснить, и это был страшный удар по ее гордости и самолюбию. Ведь один раз еще можно было списать на стресс, неожиданность, на алкоголь, но это происходило с завидным постоянством, превращалось в систему.

К счастью, мужчина стоял спиной, и глаз его она не видела. Потому что она бы, наверное, не смогла сейчас удержать лицо. Больше не было морального права обвинять его в том, что она ведет себя как мартовская кошка, стоит ему к ней прикоснуться.

Все как-то разом перешло на другой уровень.

Но он сам оставил ей выход, лазейку для ее самолюбия. Перевел разговор в другую плоскость. Обойти опасную тему, не касаться этой неконтролируемой дикой химии.

После его слов повисла короткая пауза, наконец Аня проговорила:

— Тогда зачем вы держите меня в этом доме? Почему не даете уйти?

Она уже почти пришла в себя и сидела на диване, заряженная достоинством. И все равно, когда мужчина обернулся, погасший уже шторм колыхнулся снова, но сменился тревогой, потому что смотрел Максим слишком серьезно.

— Потому что ты можешь быть беременна, — сказал он наконец.

А ее залило холодом…

Но Аня с ходу отмела эту мысль.

— Я не беременна.

Но мужчина упрямо повторил:

— Пока нет ясности.

— Чушь. Я могу сказать уже сейчас. Это же несложно подтвердить, нужен только тест.

— Нет, — качнул головой Волошин. — Тест не всегда дает точную картину. Врач сказал, через неделю пройти обследование. Через неделю будет ясно. А эту неделю тебе надо побыть здесь, под присмотром врачей. Я должен быть уверен, что тебе ничего не угрожает.

Ей казалось, он ее не слышит.

— Кроме вас! — бросила она в сердцах.

А мужчина неожиданно подался вперед.

— Аня, мы были близки, неужели этого недостаточно, чтобы говорить мне ты?

Это прозвучало так неожиданно.

Сейчас все стало даже абсурднее, чем это было в самом начале их знакомства. Разом всплыли в памяти моменты, как он вел себя в ресторане, как потом «все решил». И сейчас. Он же… Просто подвинутый на своей дурацкой ответственности авторитарный тиран!

Она уставилась на него и спросила:

— А если нет никакой беременности? Что тогда?

Странный взгляд проскочил у мужчины, как будто она своими словами сделала ему больно. Ане даже почему-то стало стыдно.

— Через неделю будет ясно, — повторил он, бросив на нее взгляд из-под бровей.

И вышел, оставив ее одну в комнате.

И что теперь? Злись не злись, а иррациональное чувство вины присутствовало. Он как-то умудрился заставить ее эту вину почувствовать.

«Что бы ты ни думала обо мне, я не насильник, Аня»

Идите вы к черту! — хотелось ей заорать. Но…

«Говори мне ты»

И это странное выражение в его глазах. Не знай она, что за монстр Волошин, решила бы… Много непонятных мыслей.

В том числе и совершенно дикие. Что если она все-таки беременна, и он захочет отнять у нее ребенка? Вполне возможно, Аня еще помнила, как он назвал ее клофелинщицей. На миг стало страшно, что подобное возможно. Но то, прежнее, так не вязалось с его теперешней заботой о ней. И была еще память тела, помнившего каждое прикосновение. Были эмоции.

В конце концов, она отмела все это.

Качнула головой.

Ладно, так и быть, поживет у него эту неделю. Но не больше. Еще некоторое время она сидела на диване, скрестив руки на груди. Потом взяла гаджет, похлопала им о ладонь и полезла в список контактов.

***

Аня даже не знала, кому будет звонить, но пока она копалась в контактах, пришла давешняя медсестра. Пришлось оторваться от своего занятия. Женщина общалась с ней доброжелательно, подробно расспрашивала о ее состоянии и попутно успела измерить давление, осмотреть, прощупать, простукать.

Оставила еще один пакет разных витаминов и обещала заехать завтра.

Все это время Волошин находился в комнате. Отошел к окну и стоял молча. Сначала Ане было неудобно, что все это происходит в его присутствии, потом она махнула рукой. Абсурдно, да, но на сегодня у нее закончился запал спорить.

А после осмотра он еще некоторое время говорил с медсестрой, потом зашел к ней. В первый момент Аня, конечно, напряглась, сердце заколотилось. Потому что она опять была с этим опасным мужчиной наедине. Однако он не задержался.

Бросил на нее странный горячий взгляд, глухо проговорил:

— Отдыхай, врач рекомендовал тебе больше спать.

И вышел из комнаты.

Вот кто бы сказал ей, что она сейчас чувствовала? Откуда вообще взялось разочарование, что не стал ее домогаться?! Когда Аня поняла, о чем думает… Рукалицо. Просто рукалицо. Какое-то размягчение мозга.

Она еще долго злилась на себе за идиотизм. Что в ее жизни происходит? С тех пор, как она увидела его и подсела к нему за столик, все пошло кувырком. И вот теперь она сидит на диване у него в доме.

В конце концов, она потянулась к гаджету.

Потому что надо было хоть с кем-то поделиться. Маме звонить? Нет. Вот разве что с Ниной поговорить, у той уже был опыт неудачных отношений и развод. Набрала номер и стала ждать.