Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоило сделать шаг в сторону, как он тоже сдвинулся, уже явно прячась за одним из могучих великанов. Такая игра мне понравилась -- победить в ней было куда легче, чем в игре в кости с царем. Два обманных движения -- и вот он на миг оерылся весь моему взору.
Всадник оказался юн и на вид хрупок, а главное -- не перс, а выходец из скифских степей. Маленький, совсем юный скиф, одетый по--степному -- весь в коже с головы до ног, от зимней шапки с длинными ушками до башмаков с кожаными тесемками. Скиф, укутавшийся в очень просторную кожаную накидку с оторочкой из короткого меха по верхнему и нижнему краям. Вместо застежки эта накидка имела спереди несколько прорезей, через которые были пропущены косичками длинные кожаные ремешки.
За спиной у маленького скифа торчал длинный лук.
“Вот этот царский слуга мне подойдет как раз!”-- с некоторым ехидством решил я и переспросил Кира:
-- Могу выбрать любого?
-- Сказано,-- ответил царь персов в явном нетерпении.
-- Беру того,-- указал я в пустой просвет между всадниками, уже уверенный, что смогу объяснить свой выбор.
-- Хатиуш,-- позвал царь, и вперед, нам навстречу, тронулся всадник, за которым скрывался скиф.
-- Того, кто прячется за славным воином по имени Хатиуш,-- в полный голос уточнил я.
Хатиуш замер. Царь поднялся со своего походного трона и тоже замер. Трудно было ожидать, что он растеряется.
Отступать было нельзя, и оставалось повторить свой выбор громко и решительно:
-- Призываю того, кто так умело прячется в засаде. Такой лазутчик нужен для дела.
И вот через брешь в строю великанов въехал скиф на своем легком, серой масти жеребце.
Одеть бы его так, как эллинские матери одевают своих отроков для выхода в общественные места -- несомненно получился настоящий юный Парис. Да, признаюсь, я сразу залюбовался этим степным юношей, его тонкими чертами, красивым изломом тонких бровей, чуть-чуть пухлыми, но при том решительными губами, обличавшими в нем далеко не низкое варварское происхождение. И взгляд его миндалевидных серых глаз удивлял смелостью и достоинством. Разглядев скифа поближе, я определил его возраст в семнадцать, самое большее в восемнадцать лет.
-- Вот такой лазутчик и несомненно меткий стрелок пригодится как нельзя лучше,-- и в третий раз повторил я свой выбор, прекрасно понимая по выражению на окаменевшем лицу Кира, что для только что помилованного убийцы веду себя с неописуемой наглостью.
Но уж испытывать Судьбу -- так испытывать до конца!
-- Азал! -- резко произнес Кир имя скифа и и направил свой перст в сторону бреши.
Дело ясное: он велел скифу вернуться на место. Однако скиф еще раз быстро взглянул на меня с холодным любопытством, затем молниеносно, подобно ласке, спрыгнул с коня и, оказавшись коленопреклонным перед царем, поцеловал его в широкий узорчатый браслет, туго обхвативший запястье царской руки.
-- Царь! -- воскликнул скиф высоким и чистым юношеским голосом.-- Я поеду! Твое слово, царь!
-- Встань! -- твердо, но при том с удивившей меня податливостью, повелел Кир.
Скиф Азал живо поднялся и легким движенем поправил на себе накидку.
Кир посмотрел ему в глаза, потом повернул голову в мою сторону и, не мигая долго и пытливо смотрел на меня. Казалось, он пытается разрешить какую-то загадку.
Азал стоял перед царем, чуть склонив голову.
Снова повернувшись к скифу, Кир властно произнес:
-- Мое слово!
А затем указал на коня.
И мига не минуло, как скиф взлете в седло.
-- А ты, эллин, подойди ближе,-- велел мне царь персов.
Я двинулся к нему, полагая, что мы оба, одним войском, испытываем на прочность эллинскую судьбу.
-- Ближе,-- велел Кир, стоило мне остановиться в двух шагах от него.
И вот мне пришлось войти в облако его теплого дыхания.
-- Кратон, у тебя острый глаз. Да, мне очень пригодится такой слуга, как ты,-- почти шепотом произнес он.
Я приложил ладонь к сердцу:
-- Благодарю тебя, царь, и прошу прощения, если для честной службы приходится преступать пределы дозволенного.
-- Митра -- великий хранитель пределов,-- сказал Кир.-- Учти, Азал со ста шагов попадает стрелой в глаз летящей голубице.
-- Обещаю тебе, царь, что не стану удаляться от Азала более, чем на две сотни шагов.
Рот Кира растянулся в улыбке, и под усами открылся ряд ровных, крепких зубов -- редкое явление для человека его возраста.
-- Ты взял на себя две службы, Кратон, смотри не упусти обе, как двух зайцев,-- предостерег он меня.-- Ты головой отвечаешь от Азала. Потеряешь -- оставайся зверем в горах, уходи служить к Гарпагу или возвращайся в свой Милет. Твое дело. Уйдешь -- буду хорошо знать эллинов и их Судьбу.
И вновь -- ни скрытой угрозы, ни какого-либо недоверия. Только испытание чужой души -- вот чего, как ни удивительно, желал Кир, варварский царь в своих далеких варварских горах.
-- Обещаю тебе, царь, что не стану удаляться от Азала дальше, чем на двадцать шагов.
-- И ближе не подходи. Скифы любят простор и волю. Они пугливы. Только в случае грозящей опасности, допускаю тебя ко второй службе. Помни!
Так соблазнила меня новая загадка Кира.
Искренне признаюсь, что у меня не возникло ни малейшего стремления к побегу. Почему? Ответов несколько. Скамандр, верно, уже считал меня “почетным гражданином”, и разубеждать его этом представлялось опасным. Первый раз в жизни, а вернее как бы родившись заново, я давал настоящему царю по крови, хоть варварскому, но все же царю, такие обещания, которые возвышали меня в собственных глазах. Да и вправду моя судьба уже принадлежала ему, как честно проигранная в кости. Наконец, всякий Болотный Кот очень любопытен по натуре, а здесь в горах судьбу одного, слегка заплутавшего Кота решали столько загадок, что не разгадать хоть одну из них означало признать себя уже ни на что не годным, глупым и потерявшим всякое чутье котом.
Подозревал ли Кир мой побег, не знаю. Но повторяю: он, как мне представляется, всегда испытывал этот мир, старался познать его и, значит, покорить своим способом -- не прибегая к пыткам, разрушению и казням. Теперь почти уверен: он желал, чтобы мир принял и признал его власть как естественую правду, такую же естественную и вечно плодоносящую, как весенний дождь, поток горной реки или обыкновенный теплый день.
Кир не нуждался в наказании наемного убийцы, как в способе утверждения своей власти и естественной правды. Во всяком случае в