огней позади не стало видно. Однако настоящую передышку сделали только на рассвете -- в тишине и густом тумане, окутавшем кроны деревьев.

Больше всего тревожило отсутствие коней. Я предложил Азалу переждать день, а потом заглянуть в ближайшее селение и увести коней оттуда. Скиф в знак согласия не проронил ни слова.

Но стоило нам найти несколько съедобных корешков и лужицу для возлияния, как ниже послышался шум и слабый стук копыт. Мы затаились в кустах. Азал же до плеча натянул тетиву.

Каково же было наше удивление, когда среди стволов, как говорится “на кончике стрелы” появился наш грозный персидский всадник. Двух наших коней он держал на поводу.

Иштагу ехал, прильнув к холке, будто спал в седле. Он был ранен в бок ударом меча, и кровь тонкой тесемкой тянулась за ним следом. Я едва не надорвался, помогая ему сойти на землю. Рана оказалась такой, что перса нетрудно было бы через нее нашпиговать перепелами. Он подполз к луже и высосал всю мутную воду за один вздох.

Мы с Азалом мрачно переглянулись. Причин для многих тревог хватало, и все тревоги подтвердились. По кровавому следу Иштагу, конечно же, двигалась погоня.

-- Кони! -- хрипло выдохнул перс и указал только на двух -- моего и Азала.-- Уходите! Иштагу здесь. Моя вина. Буду здесь стеной.

Я набил рот листьями горного подорожника, разжевал их, а потом сунул зеленый комок прямо в его рану. Когда перс перевел дух от боли, я решительно потащил его к коню, подбодрив его только одним словом:

-- Успеем!

И все же мы не успели. Охотники Гарпага знали здешние тропы лучше нас. Наверно, взяли хороших проводников.

Нас настигли и обложили не сразу, зато основательно. Это случилось через парасанг пути -- уже на голом, каменистом месте, чуть ниже края огромного снежного языка, лежавшего на крутом горном склоне.

Мы двигались по узкой тропе, когда впереди и немного выше раздались веселые, возбужденные голоса. Мы натянули поводья и увидели чужих воинов, появившихся из-за скального выступа. Поворотить на той тропке делом казалось невозможным, а спустя несколько мгновений оказалось ненужным. Позади тоже послышался топот, а вскоре и появились и сами “охотники”. Путь был перекрыт с двух сторон.

Положение стало таковым: впереди дюжина врагов, позади две дюжины; по правую руку отвесная стена в полтора человеческих роста, а выше -- глубокий снежный склон; по левую руку каменистый склон, сходящий в ущелье глубиной немногим больше двух плетров*. Этот склон не был отвесным и давал слабую надежду на спасение, если бы не... Таких “если бы не” я сразу набрал полный мешок. Легко было сорваться. Сверху, конечно стали бы стрелять и бросать дротики. Наконец, только у меня появилась трезвая мысль, что тропа на дне ущелья вряд ли спасет от погони, как внизу также появились всадники в медных парфянских шлемах, огласившие все ущелье приветственными криками. Облава “охотникам” удалась.

Я взмолился к богам и пожалел, что не одолжил у царя персов его замечательных игральных костей, выручавших из беды, несмотря на самый плохой бросок.

Передние остановились в двух сотнях шагах от нас и осторожно, по очереди, спустились с коней на тропу. Задние сделали то же самое. Нижние развернули строй на дне ущелья, прямо под нами.

Азал бесстрашно нахмурил брови и и приложил разрез стрелы к тетиве лука. На нас спереди тут же нацелилось полдюжины стрел.

-- Опусти! -- приказал я скифу.

Азал послушался, и встречные стрелы тоже опустились. Это означало, что нас хотят взять живыми.

-- Что вам нужно?! -- крикнул я.

-- Мы не станем убивать вас! -- донесся ответ.-- Бросьте лук. Бросьте мечи вниз! Наш начальник Гарпаг сказал, что вы не враги! Он желает поговорить с вами!

Пока глашатай вещал волю Гарпага, я расслышал какой-то сторонний шум и напряг слух. В это мгновение нам на головы посыпался снег. Мы невольно подались к скальной стене.

И тут, когда лицо и шею мне обдало холодом, мысли мои вдруг прояснились.

Там, где спереди и сзади, отрезав нам все пути, стояли преследователи, отвесная стена сходила на нет. Враги-то как раз и рассчитывали запереть нас в таком безысходном месте, но теперь именно на этом месте мы могли бы избавиться от них, если бы призвали на помощь силу горы. Сердце мое лихорадочно забилось. Еще раз осмотревшись и оценив положение, я, ни говоря ни слова, стал слезать с коня, уже невольно прижимаясь к холодному, но спасительному граниту.

Надо заметить, что в этот трудный час великан Иштагу как будто оправился от своей ужасной раны, посветлел лицом и выпрямился в седле.

Увидев, что я схожу с коня, он без труда оставил седло и, вытащив меч из ножен, стал неторопливо спускаться по тропе.

-- Ты куда?! -- не на шутку встревожился я.

-- Там, где будет стоять Иштагу, никто не пройдет,-- бросил он через плечо.

-- Стой! -- крикнул я ему.

Сверху снова потекли снежные ручейки. Наши кони затрясли гривами, боязливо переминаясь.

Иштагу, придерживаясь левой рукой за стену, продолжал наступать. Ему навстречу выдвинулись острия копий.

-- Стой! -- еще громче и яростней крикнул я ему в спину.-- Ведь царь велел тебе не отходить от нас больше, чем на десять шагов!

Велел Кир ему или нет, а только Иштагу наконец встал на месте, но, однако, удалился по тропе уже настолько, что следующий, тайный приказ, предназначенный только для наших ушей, мне пришлось бы прокричать для него во всю глотку.

Тот приказ я прошептал Азалу в самое ухо, когда он оказалс у стены рядом со мной:

-- Прижмись к стене и не отходи.

Я протиснулся между коней к краю обрыва и выкрикнул на три стороны света наши условия:

-- Мы сдадимся! Но вы должны поклястся богами, что не причините нам зла! Каждый из вас должен дать клятву в полный голос! По моему знаку! Согласны?

-- Да! Согласны! -- в разнобой отвечали преследователи и с тропы, и снизу, со дна ущелья.

А сверху, из огромной толщи горных снегов, вновь донесся глухой угрожающий треск. Невесомые белые ручейки вились уже беспрерывно и ярко искрились на солнце. Кони же фыркали и начинали мелко дрожать.

“Только бы хор не подвел,-- уже сам обмирая от волнения, от ожидания страшной стихии, подумал я.-- Вот бы как в Афинах, в театре у Писистрата!”

-- Только сразу бросайте оружие! -- добавил со дна ущелья один из всадников, наверно