уж никак и ничем ему не угодишь. И с каждым днем будет все хуже. В Парфии и Гиркании уже зреет мятеж. Не верю, что Кир не понимает, какая опасность ему грозит, если “быков” поведет кто-нибудь другой.

“Быками” называли мидийский трон, массивные подлокотники которого изображали золотых быков.

-- Если их не п о в е д е м мы с тобой, Гарпаг,-- вкрадчиво уточнил Фарасг.-- Раз уж он отказывается.

Некоторое время в дымовом отверстии стояла тишина.

-- Знать бы наверняка, отч е г о именно он отказывается,-- с осторожностью проговорил Гарпаг.-- Я сделал все, что мог. Кому он еще может доверять в Эктабанах, как ни мне. Войска готовы. Он знает. Я рискую ради него головой. Он знает. Ждать опасно. Он и это знает. Какое еще известие, какая опасность способна побудить его к действию. Да, я сделал в с е, что мог. Я п о к а з а лему опасность. Боги вовремя надоумили меня.

-- Но до сих пор не ясно, что же там произошло. Не так ли?

-- Да. Это воистину необычайная загадка. Я достал лучших людей. Мой “охотник” целую неделю следил за “коновалом”. Оба знали только часть замысла. Труп “коновала” должны были найти во дворце наутро. С кинжалом в руке... Но там появились еще какие-то “охотники и все перепуталось...

-- Признайся наконец, Гарпаг. Ведь тебя устраивали о б авозможных исхода.

-- Сейчас, Фарасг, мы говорим о л у ч ш е мисходе! -- властно и даже чересчур громко изрек Гарпаг.-- Мой “коновал”, как мне известно, все еще жив, хоть пойман и посажен в яму. “Охотнику” же Кир снес голову своей собственной рукой. Те неизвестные, которые пытались захватить дворец, тоже были все перебиты. Я сильно подозреваю, что у меня и Астиага в один и тот же час возникли в головах сходные замыслы, и потом эти замыслы скакали в Пасаргады наперегонки. Теперь я в полном недоумении. С одной стороны, все складывается как нельзя лучше. Астиаг поверил, что горы следует обложить войсками. Вот они, войска! Киру остается только самому спуститься с гор. И я, как встарь, готов за руку привести его в Эктабаны.

-- Он уже не мальчик, чтобы вести его за руку.

-- Тем лучше. Тем лучше, Фарасг,-- произнес Гарпаг с нескрываемым сожеланием.-- Но он молчит. Он бездействует. Чего ждет? Нового покушения на свою жизнь? Теперь это загадочное послание! Будто он не прирожденный воин, а какой-нибудь премудрый эллинский оракул. Может быть, ты, Фарасг, скажешь, каким еще способом можно сманить Кира с его голой и холодной горы в плодородную долину?

При этих словах или чуть позже из тьмы над селением раздался какой-то шум, и мне пришлось навострить оба уха в другую сторону. Похоже было на то, что Иштагу попался.

Я узнал уже достаточно и для себя, и для Кира.”Пора уносить ноги”,-- эта мысль оказалась верной, но, увы, слегка запоздавшей.

Видно, Иштагу проявил мощь целого войска, совершившего внезапное ночное нападение, и уже отовсюду к дому военачальника потекли огни и тревожные голоса.

Я спрыгнул с крыши и юркнул в ближайшую темную щель между домами, но кто-то успел заметить мою тень.

Сначала меня догнали только крики:

-- Вот он! Вот он! Ловите его!

Облава началась. Как ни запутывал я свой отходной путь, как ни ускользал от топота погони, а только мидяне знали лучше меня все выходы из лабиринта щелей.

На одного охотника я во тьме напал первым и заколол его в живот. Всего же их в том переулке оказалось трое -- все без факелов. Но огни приближались.

Передо мной блеснуло лезвие меча. Я выбил оружие из руки ударом в запястье. Однако мидянин оказался цепким. Он прыгнул на меня, ухватил за плечо и дернул за собой на землю. Мы упали, прокатились по короткому склону и наткнулись на стену дома.

-- Поверни! Поверни! -- кричал третий, пытаясь достать меня копьем, но боясь во тьме проткнуть товарища.

Упершись в стену спиной, я развернул ловца, сделав его своим живым щитом. Каждый из нас пытался теперь добраться до горла своего врага.

-- Огня! Огня! -- требовал копейщик.

Факелы неслись к нам, как огромные светляки.

Едва я решил, что дела совсем плохи, как случилось страшное чудо. Кадык врага выскочил наружу, мидянин издал булькающий звук и обдал мне лицо кровью.

Стовший на ногах копейщик вскрикнул от страха и отскочил.

Руки моего врага ослабли и свесились плетьми. Я отбросил его в сторону. У него позади, из шеи, торчала, как из того зайца, скифская стрела. Промахнись Азал на три пальца -- и заячья судьба досталась бы мне, угодив своим острием прямо в глаз!

Я оказался на ногах в то мгновение, когда один из приближавшихся факелов вдруг упал на землю. То еще одна стрела поразила жертву. Сразу сделалось темнее -- мидяне отпрянули и попрятались по углам.

И все же зайцем, по счастью живым, мне пришлось стать ненадолго, чтобы, спасаясь, запутать следы. Даже скиф не ожидал, что появлюсь у него из-за спины. Он испугался и чуть не спустил тетиву раньше, чем я радостно и благодарно прошептал ему:

-- Ты спас мою жизнь, Азал!

Селение гудело, как растревоженное гнездо ос. В стороне же и выше -- там, где полагалось оставаться с конями великану Иштагу, --напротив, воцарилось полное затишье. Нам обоим было ясно, что надо немедленно уходить в горы и при этом обойти то место стороной.

Внизу факелы цепочками растекались по краям селения, и можно было разглядеть мидян, вооруженных щитами. Они явно намеревались настичь лазутчиков.

Отступать наощупь, не зная ни троп, ни ясного направления, оказалось делом очень нелегким. Мы то и дело натыкались на отвесные стены, на колючие кусты; камни выскакивали у нас из-под ног, грозя то сбросить вниз с опасной высоты, то шумом своего падения выдать нас преследователям.

Скиф был очень легок, и не стоило труда подсаживать его в трудных местах. Сам же я отказывался от его помощи и часто отводил протянутую сверху руку, боясь, что с моим весом ему не сладить и мы сорвемся оба.

Огни медленно двигались за нами где вереницей, где широкой фалангой. Воинам Гарпага, видно наскучило безделье, раз утомительная ночная травля представлялась им столь приятным развлечением.

Мы с облегчением перевели дух, когда наконец достигли леса и когда крики возбужденных охотников приутихли, а