— Он молод, — заговорил аббат. — А Эдуард дряхл... Как вы полагаете, сын мой, кого после кончины короля выберут англичане? Вы ведь видели Гарольда в деле. Его нельзя не любить.

— Согласен, — нахмурился герцог.

— Даже на вас он произвёл сильное впечатление. Не говоря уже о ваших вассалах... — Аббат вздохнул и закончил: — Неужели вы думаете, что у англичан будет хоть тень сомнений.

Вильгельм поднялся и прошёлся по покою.

— Что ж, — глухо проронил он, возвращаясь на место. — Я приду в Англию и потребую корону.

— Англия окрепла, — поморщился настоятель.

— Нам с ней не совладать, — подал голос лорд-сенешаль.

— Ты сомневаешься во мне, Осберн? — удивился герцог.

— Помилуй Бог, монсеньор, — покачал головой советник. — И в мыслях такого не было.

— Нормандия мала, — пришёл ему на помощь аббат. — А сакс сплотил своих соплеменников... Вы великий воитель и мудрый государь, сын мой. Но зачем пытаться проломить стену, когда рядом имеется калитка.

— Что за калитка? — заинтересовался Вильгельм.

— Мы можем повредить репутации Гарольда.

— Каким образом?

— Под угрозой заточения заставьте его дать клятву, что он поможет вам взойти на престол.

— Что?! — побледнел Вильгельм. — К чему ты меня склоняешь, святой отец?!

— Да, это подло, — согласился аббат. — Но в интересах державы все средства хороши.

— Почему я должен постоянно хитрить?! И предавать того, кто мне близок?! — Герцог опустил голову.

— Потому, что вы властитель, сын мой, — наставительно произнёс аббат. — Вам надо думать о благе своего народа.

Наступила пауза.

— Разве нет иного пути? — спросил Вильгельм.

— Конечно, есть, — пожал плечами священник. — Остаться другом сакса и забыть о короне.

Герцог пристально взглянул на него, поиграл желваками и с трудом выдавил:

— Хорошо. Положим, ты прав. А если он откажется принять моё предложение?

— Мы его заточим! — зловеще проронил аббат и добавил: — Эдуард не осмелится вмешаться.

— А братья сакса?

— Они побоятся рисковать жизнью Гарольда. И вообще, скажите, сын мой, Эдуард, живя у нас, обещал вам корону?

— Обещал... — кивнул Вильгельм.

— Вы, а не Гарольд его кровный родственник. Разве не так?

— Так.

— И что предосудительного мы делаем, пытаясь взять то, что принадлежит вам по праву?

— Действительно, монсеньор, — вступил в разговор лорд-сенешаль. — Корона должна быть вашей. Гарольд же волен принять или не принять это требование. Но в обоих случаях он будет унижен.

— Вы оба словно сговорились! — проворчал Вильгельм.

Последующие дни Вильгельм провёл в тяжких размышлениях, был холоден и отчуждён. Гарольд отметил эту перемену, но не придал ей значения, ибо был поглощён общением с братом и племянником. Однако вскоре он стал собираться в обратный путь и решил переговорить с герцогом. Тот принял его в своём покое и усадил в кресло напротив себя.

— О чём ты хотел поговорить, друг мой? — спросил Вильгельм.

— Об отъезде. Я загостился, а дела не ждут.

— Понимаю.

— Ты выказал себя настоящим другом, — с чувством произнёс Гарольд. — Я этого не забуду.

— Полно, полно.

— Полагаю, я могу забрать с собой Вальтова и Хакона?

— Хакона — можешь.

— А Вальтова? — удивился Гарольд.

Вильгельм поднял на него тяжёлый взгляд.

— Кое-что изменилось, мой друг.

— Что именно? — насторожился граф, почувствовав неладное.

Герцог молчал.

— Ну же, Вильгельм, не томи! — поторопил его Гарольд. — Что ты хотел сказать?

Норманн разжал побелевшие губы и негромко произнёс:

— Ты знаешь об обещании, которое дал мне когда-то король Эдуард?

— Знаю, — кивнул сакс, прямо глядя в глаза герцогу.

— Так вот... — замялся Вильгельм, опуская взор. Усилием воли он заставил себя поднять глаза и продолжил: — Я хочу, чтобы ты в присутствии моих вассалов дал клятву.

— Какую?

— Ты должен поклясться, что поможешь мне... взойти на английский престол, — выдавил из себя герцог, пристально наблюдая за графом. Однако тот оставался невозмутим. Норманн озадаченно спросил: — Что ж ты молчишь?

— А что ты хочешь услышать? — холодно прозвучало в ответ.

— Я понимаю твоё возмущение, — вздохнул герцог. — Поверь, мне очень тяжело принуждать тебя к этому. Очень! — подчеркнул он, нервно потирая руки.

— Верю, — кивнул граф и с усмешкой добавил: — Если тяжело, к чему принуждать. Подлость — нелёгкий Удел.

— Согласен, — нахмурился Вильгельм. — Благородным быть легче.

— Так будь.

— Не могу.

— Почему? Мешает гордыня?

— А у тебя её нет?

— Есть. Но я с ней справляюсь.

— Тебе легко рассуждать... — с болью произнёс Вильгельм. — Ты не знаешь, что такое — быть незаконнорождённым!

— Не знаю, — согласился Гарольд. Лицо его смягчилось. — Ноя знаю, что всегда есть выбор между добром и злом.

— У меня его нет, — опустил голову Вильгельм.

— А у меня?

— И у тебя нет... — вздохнул герцог. — Мы оба заложники.

— Чего?

— Власти!

Наступило молчание.

— Так что ты мне ответишь? — спросил Вильгельм, прерывая тягостную паузу. — Нет, ничего не отвечай! — тут же поправил он себя. — Не спеши с ответом. Подумай.

— А если я откажусь.

— Мне придётся тебя заточить.

— Но ведь, дав слово, я могу его не сдержать, — невесело усмехнулся Гарольд. — Ты ведь нарушил присягу, данную французскому королю.

— Я нарушил, — кивнул герцог. — А ты не сможешь.

— Почему?

— Ты слишком честен.

— И поэтому ты пользуешься моим нынешним положением?

— Да... Иного не остаётся... Лишь корона может дать мне желанный покой.

— Что ж. Ты сказал — я услышал! — холодно бросил Гарольд, поднимаясь.

— Не торопись с ответом, — просительным тоном произнёс герцог. — Я даю тебе два дня. Подумай. Не принуждай меня совершить подлый поступок.