Я откладываю свой многострадальный телефон в сторону и закрываю руками лицо. Почти уверен, что эта женщина мне соврала. Скорее всего, Вера просто не хочет меня видеть.

Не знаю, сколько времени проходит прежде, чем мне звонит Эльвира.

—Ты где?— спрашивает строго.

—Дома,— отвечаю каким-то чужим голосом.

—Помирились?

—Я её не застал. Кажется, она уехала рано утром. Скорее всего к матери.

—Чёрт!— с досадой произносит Эльвира.— Знала ведь, что нельзя её оставлять.

Она тяжело вздыхает.

—Ну, это ничего. Заберёшь, когда время придёт. Сейчас надо с этой твоей шмарой разобраться.

—Эльвир, не надо. Оставь ты её в покое.

—В смысле «не надо»?!— возмущается она.— Ты проблему собираешься решать или нет? Так, я сейчас заеду за тобой. Никуда не уходи.

—Я тут узнала про эту мадаму,— начинает сестра, выезжая с парковки.— Ты знал, что она ни на одной работе подолгу не задерживается? Сейчас вообще похоже на материно пособие по инвалидности живёт.

—Ну, живёт и живёт,— угрюмо пожимаю плечами я.— Дальше-то что?

—Как это «что»? Она же аферистка, Марат! Толком не рабатывала нигде, а теперь так вообще решила тебе на шею сесть!

Я только качаю головой. Понимаю, что нет смысла спорить с Эльвирой. Сестра везёт меня к Альбине домой. Мне жутко неловко возвращаться в это место. Всё это время я, как мог, обходил его стороной.

—Марат?!— Альбина радостно улыбается, завидев меня на пороге. Даже позволяет войти. На Эльвиру смотрит настороженно. Замечаю, какой беспорядок вокруг. Видно сама она не справляется с ребёнком и с больной матерью. Выглядит тоже неважно — растрёпанная, с тёмными кругами под глазами.

Мы невольно проходим на кухню — в маленькой прихожей места для нас троих недостаточно. Вижу старую детскую коляску на кухне. В ней, закутанный в миллион пелёнок, спит маленький ребёнок. Ощущаю себя очень странно, глядя на него. Альбина опускает взгляд в пол и поджимает губы.

—Хочешь подержать?— спрашивает, едва заметно улыбаясь.

—Притормози-ка, подруга,— отвечает Эльвира.— Давай присядем, поговорим.

—О чём?— спрашивает Альбина напряжённо.

—Ты утверждаешь, что это ребёнок Марата, так?— произносит сестра тоном дознавателя.

—Я не утверждаю. Она и так Марата,— чуть обиженно отвечает Альбина.

—Ну, если ты так уверена, значит, не станешь возражать против экспертизы на отцовство?

Альбина меняется в лице. Глаза заволакивают слёзы. Она с надеждой смотрит на меня.

—Марат, о чём она говорит?— спрашивает с дрожью в голосе. Мне становится противно от всей этой ситуации и от самого себя.

—О том, что если ты рассчитываешь на какую-то помощь от Марата, то сначала докажи, что ребёнок его,— отвечает Эльвира.

На лице Альбины появляется возмущение. Она встаёт посреди кухни, прикрывая коляску спиной.

—А ну, пошли вон отсюда!— её голос разрезает тишину.— Не нужна мне помощь от таких людей, как вы! В задницу себе её засуньте. Экспертизы захотели? Будет вам экспертиза! Но тогда, когда вы и думать о ней забудете!

Слова Альбины звучат как проклятье. Дрожь пробегает по спине. Эльвира с довольным видом выходит на лестничную клетку. Видимо, думает, что смогла вывести мошенницу на чистую воду. Я же не знаю, что думать. И чем я вообще занимаюсь, вместо того, чтобы поехать к Вере?

Я думал, что хуже уже быть не может. Но едва мы с Эльвирой расходимся, мне звонит мама. Ещё до того, как принять вызов, я понимаю, что что-то не так. Мама никогда не звонит мне в такое время. Она в последнее время вообще звонит редко. Первая моя мысль — она всё знает. Вопрос «откуда» не стоит. От Веры, от мамы Веры, от Эльвиры… И это только самые очевидные возможные информаторы. А есть ведь ещё всякие знакомые подруги тётиной золовки, работающие повсюду от домоуправления до того самого роддома, в котором рожала Альбина. Предвкушая разбор полётов, я принимаю вызов. В конце концов, я заслужил порицание и готов к нему.

—Марат, папа умер,— произносит мама каким-то чужим голосом.— Приезжай.

У меня что-то обрывается внутри. Тело перестаёт слушаться. Я хочу что-то сказать, но язык не поворачивается. Понимаю, что нужно срочно ехать к маме, но не могу пошевелиться. Разум отказывается верить её словам. Нет, не может этого быть. Я ведь совсем недавно разговаривал с ним. Он, конечно, болел в последнее время, но при смерти не был. Даже звал на садоогороде крышу у бани перекрыть. Сажусь за руль. Взгляд упирается в грязное лобовое стекло. Не могу пошевелиться. Виски сдавливает. Где-то в глубине сознания всплывает упрямое — это расплата мне за всё плохое, что я сделал. Я потерял отца, потерял жену. И больше всего сейчас я боюсь, что что-то может случиться с сыном.

Я вдруг понимаю, что мне даже неважно будем ли мы растить его с Верой вместе, или она возненавидит меня и не захочет подпускать такого мерзавца к ребёнку. Главное, чтобы он родился здоровым. Я прикрываю глаза и опускаю голову на скрещенные на руле руки.

Когда я приезжаю домой, отца уже забирают в морг. Мама с абсолютно отсутствующим видом и белая как полотно оглядывает меня и спрашивает:

—А где Вера?

Я бросаю короткий взгляд на Эльвиру и понимаю, что та ещё не успела ничего ей рассказать.

—Мам, Веру на сохранение положили. Тонус,— отвечаю я. Ложь сама собой генерируется в мозгу. Сам поражаюсь, насколько убедительно выходит.

—Не говори ей ничего,— просит мама, отводя взгляд.— Ни к чему ей знать пока.

—Ладно,— соглашаюсь я, чувствуя жгучий стыд.

Внезапно я оказываюсь перед непростым выбором: остаться со своей семьёй или ехать к Вере.

—Хочешь уехать?— вполголоса спрашивает Эльвира, глядя на мои терзания.

Мне остаётся только молча кивнуть.

—Знаю, ты всегда выбирал Веру, но может всё-таки подумаешь сейчас? Мама совсем плохая. Ты мало с ней общаешься обычно, потому не замечаешь. Но ей сейчас очень тяжело.

Понимаю, что Эльвира права, и я должен оставаться. Но у меня такое чувство, что если я не поеду к Вере сейчас, то потеряю её окончательно.

—Я поговорю с ней и сразу вернусь,— обещаю сестре и сажусь в машину.— Присмотри за мамой.

—Тебя забыла спросить!— со злостью и обидой отвечает она и поднимается по ступени крыльца. Ей тоже тяжело, как и маме, но из-за своего характера, она держится. Мне стыдно уезжать от них в такой момент. Я лишь обещаю самому себе, что скоро вернусь и обо всём позабочусь.

Заезжаю на заправку, а после сворачиваю на трассу. Те два часа, что провожу в дороге, я думаю об отце, о том, какую роль он играл для меня всю мою жизнь. Он не был идеальным в современном понимании, но лично для меня отец был и останется примером во всём. Теперь я сам без пяти минут отец. И хочу я этого или нет, но мой сын в скором времени начнёт брать пример с меня. А это значит, что я должен поступать так, чтобы не было стыдно перед ним. По некоторым пунктам я уже облажался. Остаётся надеяться, что хоть что-то ещё можно исправить.