Выдыхаю и наваливаюсь спиной на дверь. Живот тянет. Хочется выйти обратно к Марату. Показать, что я передумала, смягчилась. Но нельзя.

—А что, если ребёнок всё-таки его? Не стоило тебе настаивать на тесте,— мама качает головой.— Сойдётся ещё с той, другой.

—Раз сойдётся, значит, все эти его слова, про случайную ошибку и любовь ко мне — просто пустой звук. Я люблю его, мам, но не хочу бояться до конца своих дней, изменит он мне снова или нет. Не хочу ждать, что однажды он придёт и скажет, что уходит к той другой семье.

—Ой, мудришь ты, Вера. Как бы не вышло тебе всё это боком. Останешься вот, как я, одна с ребёнком на руках.

Я поднимаю глаза на маму.

—Скажи честно, так ли тяжко тебе жилось со мной на руках?

—Тяжко?— задумывается она и вздыхает.— Да, в целом, нет. Бывало иногда тяжело. Но больше грустно, от того, что не могла тебе всё самое лучшее дать.

—Я знаю, что смогу дать своему сыну всё, что будет нужно,— произношу с уверенностью. Мама только качает головой.

—Ты ведь даже не представляешь, как много всего детям нужно, Вер.

—Но я знаю себя, мама,— возражаю я. В голове звучит упрямая мысль: «Я пройду через всё это с высоко поднятой головой и стану счастливой, с Маратом или без него».

Эльвира звонит мне на обратном пути. Мне не хочется брать трубку, но так уж вышло, что с ней я ближе всех из родни Марата. Разговор с ней обещает быть неприятным, но по нему можно будет понять, какие на той стороне витают настроения.

—Вер, ты всё ещё у матери?— спрашивает она как-то отстранённо.

—Нет, я как раз сейчас еду обратно,— отвечаю я и добавляю, чтобы она не надумала себе лишнего.— Мне к врачу надо.

—Понятно,— вздыхает она.— Вы так и не помирились?

—Эльвир, ты ведь знаешь всё, так зачем спрашиваешь?— задаю встречный вопрос.

—Вер, ну ты тоже не подарок, знаешь ли,— замечает она едким тоном.

—Ты поругаться, что ли, хочешь?— отвечаю напряжённо.— Но учти, мне терять уже нечего. Если рот откроешь, я тоже молчать не стану.

—Уймись, Вера! Я на твоей стороне вообще-то. Даже вместо тебя ездила разбираться с этой прошмандовкой!

—Спасибо, конечно. Но я об этом не просила. Вечно вы лезете в чужие дела.

—Дура ты!— бросает Эльвира.— Я в такой тяжёлый момент тебе позвонила, потому что переживала. А ты…

—Какой момент?— чуть напрягаюсь я.

Но Эльвира вместо того, чтобы ответить, завершает звонок. Я захожу на её страницу в соцсети и вижу пост с фотографией отца. Внутри всё холодеет. Живот начинает тянуть. Понимаю, что в тот момент, когда Марат приезжал ко мне он скорее всего уже знал. Тем не менее и словом не обмолвился. Я гадаю почему. Возможно не хотел обсуждать это после того, какой скандал я закатила. Внезапно я совершенно перестаю понимать, как должна поступить. Я знаю, как сильно Марат любил и уважал отца, и представляю, каким ударом для него стала его смерть. Не могу злиться на него. По крайней мере, пока не буду знать, что он в порядке.

Беру такси на вокзале и еду домой. Я должна была сегодня идти смотреть съёмную квартиру, но мне нужно срочно увидеть его. Поднимаюсь на лифте на свой этаж и внезапно ощущаю боль в животе. Это страшно. Пытаюсь понять, что не так. Раньше вроде бы такого дискомфорта не было. Захожу в квартиру, стараюсь дышать спокойно. Становится чуть полегче, а потом и вовсе отпускает.

—Марат!— проверяю на всякий случай, хотя почти уверена, что его нет.

Обхожу квартиру. За неделю моего отсутствия почти ничего не изменилось. Только опять полная раковина посуды. Вздыхаю и закатываю рукава. Знаю, что не стоит этого делать. Но также понимаю, что если не помою, то гора эта до прихода Марата будет действовать мне на нервы. У меня появляется ощущение, будто я через всё это уже проходила. Я поднимаю глаза к навесному шкафу, за стеклянной дверцей которого виднеется одинокий винный бокал. Чуть подумав, открываю дверцу и тянусь за ним.

—Ай!— снова болезненное ощущение.

Я невольно хватаюсь за живот. Сердце от неожиданности начинает колотиться быстро-быстро. Всё это пугает и настораживает. Помню, как спрашивала своего врача, как понять, что у тебя схватки. Она ответила, что это ни с чем не перепутать. Она об этом говорила? Стою некоторое время, держась за кухонный стол. Вспоминаю все советы, что мне давали. Опять дышу, успокаиваю себя. Появляется мысль о скорой. Но вместо этого набираю Марату.

—Ты где?— спрашиваю беспокойно.

—С работы выезжаю,— отвечает он слегка удивлённо.— А что?

—Ничего,— выдыхаю я. Мысль о том, что он скоро вернётся, приносит даже физическое облегчение.— Давай, я тебя жду дома. Надо поговорить.

Ходить оказывается легче, чем сидеть или просто стоять. Пишу Анюте в мессенджере. Она успокаивает меня — отвечает, что схватки скорее всего ненастоящие. Что так бывает, когда матка приходит в тонус, но это проходит. Советует на всякий случай засечь время между схватками. Если они не учащаются, значит, не стоит беспокоиться.

К приезду Марата мне начинает казаться, что интервалы всё же становятся короче. К тому же боль как будто становится сильнее. Я решаю отложить все наши разногласия на потом, поскольку сильно беспокоюсь. У меня срок только через две недели, но кажется, что всё уже началось.

Марат с порога смотрит на меня с виной и досадой. Замечаю у него в руках большой конверт. Дрожь пробегает по спине.

—Что это у тебя?— спрашиваю осторожно, хотя уже догадываюсь, что он мне ответит.

—Тест на отцовство,— говорит Марат, пряча конверт за спину.

—Да твою жешь!— снова хватаюсь за живот.

У меня не остаётся сомнений в том, что схватки стали чаще. Мне резко становится фиолетово на тесты, чужих детей и любовниц. Становится страшно за ребёнка и за себя.

—Вер, ты пойми, это всё ошибка,— произносит Марат, опустив взгляд.

—Марат, тут у нас посерьёзнее проблемы,— отвечаю я.— У меня по ходу роды начались.

Марат

Я смотрю на Альбину и у меня не укладывается в голове, как она могла поступить со мной так. Всё то время, что мы были знакомы, я относился к ней с сочувствием. Мне казалось, человеку просто не повезло. В том числе и со мной. Но я не злился, даже когда она отправила то сообщение, я винил больше самого себя. Теперь я держу в руке конверт с заключением лаборатории, проводившей экспертизу ДНК, и у меня нет больше никаких иллюзий относительно того, что Альбина за человек.

—Зачем ты соврала?— спрашиваю её, прищурившись. Она прячет заплаканные глаза.

—Я ведь уже говорила, что люблю тебя, Марат,— лепечет еле слышно, прижимая дочку к груди.