– Мой любовник.

– Я так и подумал. – Леон кивнул. – Точнее, я подумал, что он твой поклонник. А, значит, это взаимно. А почему он собирается жениться на какой-то Лидке, а не на тебе?

– Потому что, во-первых, я не хочу быть его женой… А во-вторых, Арсений – непредсказуемый товарищ. Сегодня он считает правильным жениться на Лидке, а завтра скажет, что это полная чушь. Сегодня он окрыленный и энергичный, а завтра жизнь кажется ему серой пустотой. Мы познакомились в больнице. Он тогда поступал в театральное училище, и после отборочного тура, который прошёл хорошо, на него накатила депрессия. Он посмотрел на конкурсантов, на комиссию, и всё вдруг показалось ему ужасной суетой. Сеня почувствовал себя клоуном ярмарочного балагана, как он выразился. Поэтому поступать дальше он не стал и вернулся домой, чтобы жить, как жил – он ведь и так играет. Однако дома его позиция не встретила одобрения. Мальчик-звезда получил крепкую взбучку от папы-режиссёра – а папа у него крут… Не знаю, что наговорил ему отец, но в тот же вечер Арсений вскрыл вены. Он искренне верил в то, что если он нужен миру такой, как есть, то мир не даст ему погибнуть и даже, возможно, пошлёт соломинку в виде какого-нибудь вдохновения… Вот как-то так.

Леон задумчиво смотрел на меня.

– Он левша? Коробку держал левой рукой.

– Да.

– Ну, хронические самоубийцы редко доводят дело до логического конца.

– Им может однажды повезти… В день, вернее, в ночь нашего знакомства я от души над ним посмеялась и никакого значения не придала тому, чей он сын. Ну вот никакого, мне на это было совершенно наплевать. И, что наверняка его зацепило, у меня при взгляде на него глаза не светились от радости и слюна не капала… Видимо, поэтому Арсений решил, что я и есть «соломинка»! Я его страсть не приняла; так тот же самый папа прибежал ко мне и чуть ли не на коленях просил не бросать Сенечку. Они безумно за него боятся.

– И ты?..

– Обещала. Арсений к тому времени успел и меня заразить чувством ответственности за его персону.

– И что, ты всю жизнь собираешься его нянчить?

– Он же не чужой мне. В то время Сеня стал для меня настоящим спасением. К тому же у нас с ним есть что-то общее.

Леон посмотрел на меня и усмехнулся.

– И всё-таки?

– Ну… Повзрослеет, влюбится… Его семья надеется, что он поступит, получит образование и станет трудоголиком. Обзаведётся женой и детьми – на детей ставка особая, – и всё потихоньку нормализуется. Он станет себя лучше понимать и, может быть, научится контролировать.

– Так бывает?

– У некоторых получается… Лично я думаю, что корень Сениных проблем в том, что его поедом ест страх не соответствовать своему знаменитому семейству. Он поздний ребёнок, его сестра старше меня, и она тоже актриса, притом хорошая. И мама. А папа – тот вообще суперзвезда. Обратная сторона всего этого – Арсений страшно избалован. Утончённо избалован. Стихийная натура, живёт потоком порывов… При этом тонкий, чувствительный, нервный. Необыкновенное, светящееся обаяние. Вот такой у него застарелый, густо намешанный невроз.

– Да, в нём чувствуется что-то такое, – согласился Леон. – А какой он актёр?

– Хороший. Можем сходить посмотреть, если они опять не уедут. У меня бессрочные контрамарки. И ещё он здорово танцует. Когда он танцует, женщины впадают в сексуальное буйство.

– Стриптиз?

– Ну что ты! Не вальсы, конечно, не танго. Просто танцует.

– А Лидка?

– Юная дева, я сейчас вспоминаю, он говорил что-то про неё… По-моему, дочь друзей семьи. Внешне похожа на Марлен Дитрих – если бы Марлен было лет восемнадцать – двадцать… Хотя какая она – может, пустая, как фарфоровая кукла, – я не знаю.

Мы сели в автобус, и он перевёз нас через реку – вторую и меньшую реку в городе, и высадил у монастыря. Мы перешли дорогу и пошли под деревьями мимо высоких заборов новых домов. Леон задумчиво оглядывался, пытался рассмотреть, нет ли прохода внутрь этой территории, которая с некоторых пор стала частной.

– Не найдёшь. Район теперь делится на Старый и Новый. В Новый не попасть – там с некоторых пор посёлок индивидуальных владений. Охраняемая территория больших людей.

– Пожалуй, – согласился Леон.

– Не надо было спешить с продажей бабушкиного дома, – сказал он через минуту. – Кто ж знал, что теперь за эти развалюхи, за место будут платить такие бабки?

– Плюнь и забудь, – посоветовала я. – Как я забыла. Нет, ну правда, сколько можно травить себя?

Леон выразительно сплюнул и посмотрел на меня.

Мы обошли монастырь кругом. День стоял отличный, на стоянке сгрудились двухъярусные автобусы. Водители стояли кучкой, негромко переговаривались. Туристов перед воротами не было, но дальше, где шли аллеи с сувенирами, тёк их пёстрый говорливый поток. Говорили по-английски, но из-за расстояния я не расслышала ни слова. Леон заметил, что я прислушиваюсь:

– Как язык?

– Могу работать синхронистом.

– Let’s try?[4]

Я скривила губы, он сделал укоризненное лицо, я показала ему язык, и мы пошли дальше. Свернув налево, мы долго смотрели на противоположный берег и на отражение монастыря в воде. Отсюда река казалась величественной, а мост – лёгким кружевом, непонятно какой силой удерживающий бегущие по нему машинки.

– Если мне и бывает чего-то жаль, то вот этого неба, – сказал Леон. – Вот этого берега и реки с отражением. А вообще после тридцати принято предаваться некоторой рефлексии по детству, тебе не кажется? По детской невинности.

Я пожала плечами. Леон бросил на землю пиджак, и мы уселись, тесно прижавшись друг к другу.

Мы помолчали, потом Леон вдруг сказал:

– Денис слишком правильный. И, когда он попадает в ситуацию, в которой правильность имеет две стороны, он теряется. Не знает, как ему поступать. Он всегда был таким, сколько я его помню, а помню я его… ну, наверно, лет с пяти… Лучшего друга, чем он, у меня не было и нет. Поэтому, когда он стал за тобой ухаживать, я только радовался. Что может быть лучше – сестра и лучший друг! Посмотри, как удачно сложилось у наших родителей: наши мамы вышли замуж за друзей и всю жизнь живут душа в душу. Полное взаимопонимание, такой мощный семейный клан…

– Ты даже не представляешь, как я счастлива, что они все отсюда уехали, – сказала я. – Если бы моя мама решила вернуться, уехать пришлось бы мне. Но ты лучше не говори про Дениса. Мне плохо от того, что я обманулась в нем.

– Послушай. – Леон повернулся ко мне. – Ты не обманулась. И он не обманулся. До определённого времени вы действительно были друг для друга всем… Но так бывает, и часто: до какого-то времени люди схожи во взглядах, а потом начинают отдаляться, всё больше и больше… У одних это становится новым стимулом быть вместе. У других приводит к разрыву… Что поделаешь? Мы все живые люди, это жизнь.