litbaza книги онлайнРазная литератураГоды паники. Как принять верное решение, когда все говорят «пора рожать» - Нелл Фриззелл

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 79
Перейти на страницу:
кто пожелал бы слушать, что она – свет моей жизни, я люблю ее, как воду, и она необходима мне так же, как кости в собственном теле. Следовало поблагодарить ее за каждый мой успех и за неколебимую поддержку после каждой неудачи. Следовало упомянуть о том, сколько лет она бескорыстно кормила, учила, обнимала, воспитывала и развлекала меня ценой собственной свободы и комфорта. Стоило рассказать о том случае, когда, шестилетняя, я прибежала к ней, задыхаясь от паники из-за невыполненного домашнего задания по Тюдорам, а она без единого слова взяла мое лицо в ладони, вгляделась в глаза с выражением любви и сочувствия и глядела так долго, что я перестала плакать, успокоила сердечко и вновь собрала мир в фокус. Надо было рассказать, как во время одного пикника, когда я была чуть выше колена, мама стояла, как вкопанная, между мной и табуном лошадей, глядя на их бьющие в землю копыта и фыркающие горячим паром ноздри, пока они не ускакали прочь. Следовало заставить всех присутствующих поднять ее на руках к небу, точно королеву. Не только потому что она великая женщина, но и потому что (как я осознала с невероятной ясностью за год, начавшийся с рождения сына) дни рождения должны быть праздниками той, которая родила, а не того, кто стал на год старше.

Не может быть большей любви, чем любовь той, кто рискует жизнью, чтобы положить начало жизни другого человека. По последним приблизительным оценкам ООН, в мире за 2017 год 295 000 женщин умерли от осложнений, связанных с беременностью и деторождением, которые можно было предотвратить14. То есть по 810 женщин в день. Примерно по одной каждые две минуты. Если сложить все войны, первопроходческие экспедиции, восхождения на все горы, научные эксперименты, террористические акты и великие скачки человеческого рода, мужчины никогда не подвергали себя такому существенному и постоянному риску гибели, как женщины, просто пытаясь дать жизнь следующему поколению. Каждый человек, погибший смертью храбрых, рожден женщиной, рискнувшей собой, чтобы его родить. Так что – нет, я не воздала матери должных почестей на той вечеринке. Я никогда не выплачу долг перед ней, никогда не сумею адекватно ее поблагодарить. И это тоже, как я теперь понимаю, удел матерей.

Как и большинству невест, секса мне в тот вечер не досталось. Вместо того чтобы встретить новый год жизни, переплетаясь конечностями с высоким, темноволосым, темноглазым мужчиной с нежными губами и низким чувственным смехом, я проснулась утром после тридцатого дня рождения в постели с лучшей подругой, Элис. Она была беременна и в самый разгар токсикоза, хронической усталости и эмоциональной непредсказуемости, которые влечет за собой подобное состояние. Хотя невозможно отрицать физическую пропасть между нами в то утро – во всем, начиная с кольца на ее пальце и заканчивая выпуклостью живота, – мне на ум не приходит ни один человек, рядом с которым было бы приятнее проснуться. Столько ночей в «двадцать с хвостиком» мы с Элис проспали вместе! – свернувшись калачиком на полах бывших складов в Бирмингеме, пахнущих дешевым сидром и сырными тостами. В студенческой квартирке, где я до бессонницы запугивала себя каким-нибудь «ужастиком». В сарайчике, выстроенном в саду родителями после того, как нечаянно, выбирая дом поменьше, купили тот, где оказалось слишком мало жилых комнат. В маленьком домике у моря, где готовили ризотто, пили виски и воссоздавали музыкальные клипы на каменных стенах береговых оборонительных сооружений. Может, я и не была в тот момент влюблена, зато была любима, и это любовь, уже выдержавшая испытание временем, расстоянием, переменами, разочарованиями, беременностью, работой и психическим расстройством (с моей стороны: Элис категорически и порой раздражающе стабильна).

Первая мысль, которая посетила меня в то сухоглазое, похмельно-яркое утро: вот теперь как минимум можно перестать переживать из-за того, что мне скоро тридцать. Не могу доступно объяснить, насколько серьезным дедлайном стал тридцатник в моих мыслях – этаким конкретным судным днем, когда либо останешься жить, либо умрешь, в зависимости от степени материального успеха. Если удалось прийти к тридцатилетию с ипотекой, ребенком или, самое малое, с партнером – тебе позволено жить. Этап пройден. Заберите выигранные 200 фунтов. Не сумела достать планку вовремя – и, как несушку, встретившую очередное утро без яйца, тебя изымут из курятника и пустят в расход. Так что тем утром, когда выяснилось, что солнце встало, электричество не отключено, а тело по-прежнему дышит, я ощутила облегчение. Более того, почувствовала нечто вроде радости: мне тридцать! А я еще здесь.

Разумеется, у облегчения была и другая сторона. Как человека, в глубине души пессимистичного, меня порадовало, что к этому важному перевалочному пункту я пришла в состоянии «нечего терять». До меня дошло: основные вехи тридцатилетия – просто символы, и у меня ни одного не было. Но если не было на тот момент партнера и привязанностей, то и разочарование не грозило. Паника, которая была главной характеристикой «потока», на самом деле состояла из страха потери. Я паниковала, думая о возможности потерять любовь, теоретически возможное будущее, деньги, статус, друзей и – заглядывая дальше – партнера, ребенка и собственный рассудок. Так что тридцатый день рождения без бойфренда, без работы (из-за недавнего и не то чтобы совсем неожиданного сокращения, когда благотворительная организация, где я трудилась, наконец закрылась из-за отсутствия финансирования), без ипотеки и собственной семьи означал, что мне на самом деле почти нечего терять. Я лежала пластом на полу, и дальше падать некуда. Если это прозвучит несколько мелодраматично… да, пожалуй, так и есть. В конце концов, я здорова, у меня есть кое-какие сбережения, изумительные друзья, родители, которым я небезразлична, невероятная свобода, и я могла поджарить себе тосты в любое время дня и ночи несмотря на то, что почти ничего не знала о принципе работы электричества.

Мой отец, мужчина, который не славился ни мудростью, ни чувствительностью, во время дня рождения дал мне один из самых полезных советов. Повернувшись ко мне под мигающими розовыми огнями, весь в татуировках, серьгах и грязных штанах, сливавшихся с фоном, он сказал: «Да брось! Ты психуешь только потому, что у нас десятичная система исчисления. Если бы мы считали восьмерками, ты бы психовала, когда тебе должно было исполниться двадцать четыре… ну, или тридцать два». Как бы противно ни было признавать, он в какой-то степени прав.

«Тридцать» значит в нашей биологии или судьбе не больше, чем «тридцать один», или «двадцать восемь», или «тридцать три».

Иногда возраст – это действительно просто число. Тем не менее

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 79
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?