Я – 29-летняя помощница редактора, сотрудничающая с небольшим интернет-изданием, посвященным вопросам искусства, благотворительности и нетворкинга. Я пишу все, беру любые заказы, какие удается выжать из немногочисленных университетских знакомых, в рамках (и не только) постоянной работы, приносящей денег едва достаточных, чтобы снимать комнату в квартире с соседями. Я рассылаю материалы по огромному безмолвному вакууму редакций газет и журналов, которые редко снисходят хотя бы до письменного отказа. Я обожаю писать, обожаю журналистику и отчаянно хочу, чтобы меня заметили, и поэтому готова делать практически все за 100 фунтов. У меня нет пенсионного счета, я не могу выплачивать даже проценты по студенческим кредитам, не говоря уже об основной сумме долга, и понятия не имею, покрывает ли трудовой договор хотя бы отпуск по рождению ребенка. Пусть на горизонте маячит тридцатник, почему-то я ощущаю не большую близость к достижению стабильности в своей сфере, чем в 25 или даже в 22. Никто не хочет брать на работу тридцатилетнюю помощницу. Еще бы! И дело далеко не в репутации и воспринимаемом потенциале. Забеременей, занимая должность помощницы, – и, вполне возможно, не сможешь зарабатывать достаточно, чтобы покрывать расходы на ясли после того, как кончится отпуск по беременности и родам. Если тебе вообще повезет взять этот самый отпуск. То есть придется вернуться к работе с частичной занятостью. Но многим работодателям не нужен помощник с частичной занятостью. Прибавь к этому факт, что придется заново входить в индустрию, будучи тридцатилетней матерью, и конкурировать с полчищем голодных молодых «двадцатилетних», каждой из которых нужна твоя работа. Все они готовы делать ее за меньшие деньги, ведь на них не висит ни одна из твоих обязанностей, зато есть аналогичный опыт. Забеременей, занимая должность помощницы, – и ты, возможно, не сможешь позволить себе паузу в заработках, но при этом не сможешь зарабатывать достаточно, чтобы вернуться к работе. Классический двойной капкан.

Вероятно, все дело в утренней встрече со стеклянным младенцем, но конфликт, лежащий в основе моего существования, вдруг торжественно всплыл на поверхность. Если я хочу сделать карьеру, какую делают сверстники-мужчины и бездетные женщины, и иметь независимость, к которой всегда стремилась, нужно вскарабкаться на вершину лестницы сейчас, прежде чем задумываться о семье. Но, как напомнил «кризис оставшихся на полке вареных яиц», если я хочу иметь ребенка, то начинать попытки надо поскорее, может быть, прямо сейчас, иначе может кончиться время и… ну, яйцеклетки.

Из-за сложившейся в обществе системы организации труда и выплаты пособий людям, находящимся в отпуске по беременности и родам, из-за физических требований беременности, родов и грудного вскармливания, непомерных цен на услуги детских учреждений и конкурентной природы современного трудоустройства многим кажется, что взять годичный отпуск для создания семьи совершенно невозможно. Ведь одним годом не кончится, верно? Если зарабатываете недостаточно, чтобы платить тысячу или больше фунтов в месяц за возможность отдать малыша в ясли или садик на целый день, пока заняты работой, – и это после вычета налогов, в плюс ко всем счетам, ипотеке и расходам на жизнь, – внезапно вы оказываетесь перед перспективой просидеть пять лет дома, пока ребенок (и это только в том случае, если он один) не пойдет в школу, где за ним будут присматривать бесплатно.

За эти пять лет любой работник, которому не пришлось рожать, растить младенца, платить за ясли и садик или просто быть рядом с ребенком, чтобы кормить и позволять ему оставаться в живых, способен опередить вас на работе. Повышения, опыт, подготовка, контакты – все это проходит мимо. Если же решите потратить эти пять лет на работу – строить карьеру, доказывать свою ценность, зарабатывать деньги, карабкаться по служебной лестнице, – запас яйцеклеток, шансы забеременеть и возможность родить здорового младенца могут внезапно подойти к концу, раз и навсегда.

И тут противоречие, которое смыкалось вокруг меня со всех сторон, точно клетка, становилось неизбежным, бесспорным, отвратительно ясным. Мне нужно работать сейчас, иначе я полностью лишусь шанса сделать карьеру. Мне нужно найти бойфренда сейчас, иначе я полностью лишусь шанса создать семью.

Неизвестно, каким образом вся правда данной ситуации уклонялась от моего понимания вплоть до этого момента, но под тяжестью слов Рафи невинное неведение рассыпалось в труху, как черствая булочка, купленная на заправочной станции. Мне тридцать. У мамы менопауза наступила в сорок. Возможно, мне осталось всего десять детородных лет. Я все еще работаю помощницей. Я неудачница.

В 1970 году Рёскин-колледж в Оксфорде провел учредительную конференцию Движения за освобождение женщин, ставшую известной под громким названием «Национальная конференция за освобождение женщин». Помню, как узнала о ней, работая в Женской библиотеке. Я стояла в архиве, расположившемся в подвале бывшей викторианской прачечной, и смотрела на фотографии бородатых мужчин в джемперах с толстым воротом, руководивших «яслями» при конференции, в то время как их партнерши занимались обсуждениями, спорами и волнениями в соседнем помещении. Я слышала аудиозапись речи одной валлийки, которая рассказывала, как она, недавно вышедшая замуж, села в автобус и впервые в жизни поехала в Оксфорд, чтобы присутствовать на конференции, после того как приготовила мужу ужин и чай и оставила записку на холодильнике. Я прочла список требований, составленный на той конференции:

Равная оплата труда.

Равные возможности в образовании и трудоустройстве.

Бесплатная контрацепция и аборты по требованию. Бесплатные круглосуточные детские ясли и сады11.

Разглядывая фото и читая отчеты о конференции в Рёскине, я ощущала, как внутри пульсирует некое чувство. Не только гордость и изумление, но и триумф. Должно быть, именно его ощущали футбольные фанаты, глядя, как Бобби Мур поднимал над головой мировой кубок 1966 года. Должно быть, примерно это чувствуют солдаты при звуках национального гимна, идя в бой. Это мой народ, мои женщины, и они сошлись вместе, совершив нечто невероятное, чтобы я могла жить так, как не могли они. Во время последующих конференций – которые проводились в разных городах Соединенного Королевства – к списку добавились еще три требования:

Правовая и финансовая независимость для всех женщин.

Право на самоопределяемую сексуальность. Прекращение дискриминации.

Свобода от угроз применения насилия или сексуального принуждения для всех женщин вне зависимости от семейного положения; отмена законов, норм и учреждений, поддерживающих мужское превосходство и агрессию в отношении женщин.

Все это требования, обращенные к своему времени, – но также много говорящие и о предшествующих столетиях, и о десятилетиях, которые мы прожили после первой конференции. Они вызывают во мне сегодня такой же отклик, какой вызвали бы у моей