— Угу. Шурик, — снова дотронулась девушка до моей руки, — давай поедем ко мне или еще куда-нибудь.

— Зачем? Мне нравится мой дом.

— У тебя даже холодильник пустой, а кругом одни сломанные магнитофоны да старые приемники, — отмахнулась она. — И потом, мне надо посмотреть, все ли в порядке дома.

— У тебя все в порядке. Я был там недавно и даже оставил тебе записку.

— Ну вот, поедем ко мне.

— Давай, ты поедешь к себе, а я останусь.

— Ну, Шурик! — шлепнула она ладошкой по моей руке. — Перестань ломаться. Я этого не люблю.

Посмотрев на часы и подумав, что из мерзавки, может быть, удастся вытянуть еще что-нибудь, я согласился.

— Ну хорошо, поехали. — Я встал и, положив руки на плечи Ольге и не давая ей встать, предупредил стальным голосом, глядя прямо в удивленные глаза: — А если ты меня еще хоть раз ущипнешь, то я с тобой такое сделаю, что ты своих не узнаешь и горько пожалеешь, что повстречала меня на своем жизненном пути.

Посмотрев на меня снизу вверх и застенчиво как-то улыбнувшись, она согласилась нежным, покорным голоском:

— Хорошо, Шуричек. — И, встав, потянула меня с кухни.

Как только мы вошли в квартиру пятидесятилетнего любовника, Ольга сразу же накинула цепочку, заперла дверь на все замки и попросила меня принести из спальни «для надежности» тумбочку. Тогда я предложил действовать наверняка и вообще замуровать вход. Остаток вечера прошел в бесплодных попытках выяснить, насколько она откровенна со мной. Она отмалчивалась или отшучивалась. Я так и не смог разобраться, какая из сестер врала мне больше.

А когда мы легли спать, к допросу приступила Ольга. Я не смог выдержать ее изощренных пыток и рассказал все, что знал. К счастью, знал я немного. Я сдался на милость победительницы и согласился на все ее условия. А кто устоял бы под натиском этих умелых ручек, жадных губ, проворного язычка и острых зубок?

День прошел. Я снова спал вне дома…

За завтраком я поймал себя на мысли, что начинаю уже привыкать к тому, что во время утренней трапезы вижу не дворничиху из соседнего дома, а свежее синеглазое личико. И это мне нравится гораздо больше. Да что там, я не прочь был и впредь смотреть по утрам в бездонные синие глаза. Впрочем, не только поутру, но и днем, вечером, ночью — короче говоря, всегда. Нельзя сказать, что я не думал о том, что когда-нибудь это со мной произойдет, конечно же, думал. И даже надеялся, что в один прекрасный день произойдет. Но все равно это случилось неожиданно. Вот только я не был уверен, долго ли продлится. С этой ведь особой всего можно ожидать.

Особа же, держа перед собой обеими руками чашку, внимательно смотрела на меня и с удовольствием отхлебывала кофе.

— А почему ты институт бросила?

Ольга удивилась:

— С чего ты взял, что я бросила институт?

— Слухами земля полнится.

— Я покажу тебе диплом. Он дома, у бабушки, — пожала она плечиками и добавила: — Может, тогда ты начнешь мне верить больше, чем Светке.

— И какой же институт ты закончила?

— Тот же, что и Света.

— А она какой?

Ольга посмотрела на меня с любопытством.

— А она что, тебе не сказала?

Я отрицательно покачал головой, на что Ольга загадочно ответила:

— Вот и спросишь у нее когда-нибудь. Может, она тебе и скажет, если будешь себя хорошо вести.

Посчитав тему исчерпанной, она дала мне телефон своего знакомого шаромыжника, чтобы я по-мужски поторопил его с ремонтом. Я попробовал было отказаться, но быстро сдался и набрал номер. Правда, не мастера, а Светланы, но трубку никто не снял. Ольга, словно что-то почувствовав, отобрала у меня трубку и сама принялась названивать. Я собрался было пойти в комнату посмотреть телевизор, но остался на кухне, услышав, что говорит она с Леной.

Болтали они минут пятнадцать, сначала о каких-то пустяках, а потом по Ольгиным взглядам в мою сторону я понял, что речь идет обо мне. Положив трубку, Ольга впилась в меня как змея и снова приступила к допросу с пристрастием.

— Зачем ты ходил вчера к Ленке?

— Просто не знал ее телефона, — сделал я попытку встать.

— Сиди! Зачем она тебе понадобилась?

— Тебя искал.

— И о чем же вы говорили? — стала она поглаживать меня по голове.

— О погоде, о политике, о проблемах сельского хозяйства.

— Не ври, — схватила она меня за волосы. — Что она тебе сказала?

— А что она должна была мне сказать?

— Она говорит, что вы «очень мило побеседовали». О чем?

— Да ни о чем! — попытался я снова встать, но безуспешно. — Я спрашивал, где ты можешь быть, потому что беспокоился за тебя. А сейчас понял, что зря беспокоился. В следующий раз, когда ты исчезнешь, я вздохну с облегчением.

— Почему ты мне сразу не рассказал?

— Потому что не придал этому значения. И не хотел лишних эксцессов, — добавил я с горечью.

— Ты мне должен все рассказывать. И сразу. Понял? — поцеловала меня мерзавка в лоб и, улыбаясь, спросила, когда будет готова машина. Я ответил, что завтра, но можно забрать и сегодня, если ее не слишком интересует качество.

Ольга постановила забрать сегодня.

Ближе к вечеру девица погнала меня за машиной, не дав спокойно посмотреть телевизор, в который я не заглядывал, кажется, целую вечность. Свою спешку она мотивировала тем, что надо будет еще заехать к Лене за вещами. Насчет Лены я не возражал.

На моих часах было уже без четверти восемь, когда мы подъехали к дому Лены.

— Подожди меня здесь, я быстро, — сказала Ольга, припарковав машину невдалеке от подъезда.

— Будет невежливо, если я не поздороваюсь с человеком, предоставившим нам кров и стол в трудную минуту, — заметил я.

— Ничего, она не обидится, — захлопнула Ольга дверцу и упорхнула, оставив меня в одиночестве.

Минут через двадцать Ольга вернулась с большим пакетом в руках. Забросив его на заднее сиденье, она уселась на свое место, и мы отправились дальше.

— Лена обиделась, что я не поднялся?

Ольга, внимательно следя за дорогой, ответила:

— Даже не спросила, где ты. Она уже давно забыла о твоем существовании.

— А вот сейчас ты точно врешь.

— Все вы мужики — мерзавцы, — метнула она в меня испепеляющий взгляд. — Как увидите смазливую рожицу, так и вскакиваете, забыв штаны натянуть.

— Это точно, — легко согласился я. — Наверное, именно поэтому я сейчас и сижу без штанов.

Вот так мы и пикировались, пока не оказались у дома дяди Миши. Он жил в переулке недалеко от улицы Дурова, в двухкомнатной квартире. Одна комната была его мастерской, а другая — картинной галереей. Точнее, даже не галереей, а складом-запасником. Сам он обретался на кухне — там спал, ел и гостей принимал. На вид ему было лет шестьдесят, но Ольга еще в машине мне сказала, что ему семьдесят четыре. Это был веселый, жилистый старичок с седой бородкой, громовым голосом, и с каким-то, я бы сказал, молодецким озорством.