бы вынести правильный приговор, будучи в парике секретаря!

Произошел обмен париками. Во время этих приготовлений Паспарту весь горел от нетерпения — ему казалось, что стрелка громадных часов, висящих в зале, страшно быстро движется по циферблату.

— Слушается первое дело! — повторил судья Обадия.

— Филеас Фогг! — провозгласил секретарь Ойстерпуф.

— Я, — ответил мистер Фогг.

— Паспарту!

— Здесь! — ответил Паспарту.

— Хорошо! — сказал судья Обадия. — Подсудимые, вот уже два дня, как вас ищут во всех поездах, прибывающих из Бомбея…

— Но в чем же нас обвиняют? — нетерпеливо перебил Паспарту.

— Вы это сейчас услышите, — ответил судья.

— Сударь, — начал Филеас Фогг, — я британский гражданин и имею право…

— Ваши права были нарушены?

— Отнюдь нет.

— Прекрасно! Вызовите жалобщиков.

По приказу судьи дверь распахнулась, и пристав ввел в зал трех индийских жрецов.

— Так я и думал! — прошептал Паспарту. — Те самые мерзавцы, что хотели сжечь нашу даму.

Жрецы встали перед судьей, и секретарь громким голосом прочел их жалобу на Филеаса Фогга и его слугу, обвиняемых в кощунственном осквернении браманского святилища.

— Вы слышали? — спросил судья Филеаса Фогга.

— Да, — ответил мистер Фогг, посмотрев на часы, — слышал и признаю.

— Ага! Вы признаете?

— Да, признаю и жду, чтобы эти три жреца в свою очередь признались в том, что они были намерены делать в пагоде Пилладжи.

Священнослужители переглянулись. Они, казалось, ничего не поняли из слов обвиняемого.

— Конечно! — нетерпеливо вмешался Паспарту. — В той самой пагоде Пилладжи, перед которой они собирались сжечь свою жертву.

Снова полная неожиданность для жрецов и крайнее изумление судьи Обадия.

— Какую жертву? — спросил он. — Кого сжечь? В самом центре Бомбея!

— Бомбея?! — воскликнул Паспарту.

— Ну да. Ведь дело идет не о пагоде Пилладжи, но о пагоде Малебар-Хилл в Бомбее.

— В качестве вещественного доказательства представлены башмаки святотатца, — прибавил секретарь, выкладывая на конторку пару ботинок.

— Мои башмаки! — закричал Паспарту, который был до того удивлен, что не мог сдержать невольного восклицания.

Можно себе представить, какая путаница воцарилась в мозгу хозяина и его слуги. Они давно забыли случай в бомбейской пагоде, и вдруг он неожиданно всплыл и привел их на скамью подсудимых здесь, в Калькутте.

Дело в том, что сыщик Фикс оценил все выгоды, какие он мог извлечь из необдуманного поступка Паспарту. Отложив на двенадцать часов свой отъезд, Фикс предложил жрецам Малебар-Хилла совет и помощь. Он обещал им добиться крупного возмещения за нарушение святости храма, хорошо зная, что английское правительство очень сурово относится к подобным проступкам, и с ближайшим поездом отправил жрецов следом за осквернителями. Вследствие задержки, вызванной похищением молодой вдовы, Фикс и его индусы прибыли в Калькутту раньше Филеаса Фогга и Паспарту, которых местные власти, предупрежденные телеграммой, должны были задержать при выходе из вагона. Можно себе представить, как был раздосадован Фикс, узнав, что Филеас Фогг еще не приехал в столицу Индии. Он решил, что его вор сошел на одной из станций Индийской железной дороги и скрылся в северных провинциях. Одержимый смертельным беспокойством, сыщик целые сутки безотлучно находился на вокзале. Какова же была его радость, когда утром он увидел путешественников, которые выходили из вагона; правда, с ними была какая-то молодая женщина, присутствие которой казалось Фиксу необъяснимым. Он сейчас же направил к ним полисмена, и вот каким образом мистер Фогг, Паспарту и вдова раджи Бундельханда предстали перед судьей Обадия.

Если бы Паспарту был менее занят ходом дела, он мог бы заметить в уголке зала сыщика, который следил за судебным заседанием с тем большим интересом, что и в Калькутте, так же как в Бомбее и Суэце, ордер на арест еще не был получен.

Между тем судья Обадия записал в протокол признание, вырвавшееся у Паспарту, который отдал бы все на свете, чтобы взять обратно эти неосторожные слова.

— Признаете ли вы факт преступления? — спросил судья.

— Признаю, — холодно ответил мистер Фогг.

— Так как, — продолжал судья, — английский закон одинаково строго охраняет религиозные верования всех народов, населяющих Индию, и принимая во внимание, что проступок был признан обвиняемым Паспарту, пытавшимся коснуться кощунственной стопой пола пагоды Малебар-Хилл в Бомбее двадцатого октября сего года, суд постановляет приговорить вышеозначенного Паспарту к двум неделям тюрьмы и к штрафу в триста фунтов.

— Триста фунтов! — воскликнул Паспарту, которого огорчил, в сущности, только штраф.

— Тихо! — крикнул судебный пристав визгливым голосом.

— Принимая во внимание, — продолжал судья Обадия, — что, хотя судебным следствием и не доказан факт сговора слуги и его хозяина в этом деле, суд, считая, что хозяин, во всяком случае, должен отвечать за действия и поступки своего слуги, постановляет приговорить означенного Филеаса Фогга к восьми дням тюрьмы и полутораста фунтам стерлингов штрафа. Секретарь, объявите следующее дело!

Сидя в своем уголке, Фикс испытывал невыразимое удовольствие. Филеас Фогг задержан в Калькутте на восемь дней. Этого времени вполне достаточно для того, чтобы пришел ордер на его арест.

Паспарту был совершенно ошеломлен. Этот приговор разорял его хозяина. Пари на двадцать тысяч фунтов проиграно, и все из-за того, что он, Паспарту, как настоящий зевака, забрел в проклятую пагоду!

Филеас Фогг, сохраняя полное самообладание, как будто приговор его совсем не касался, даже бровью не повел. Но когда секретарь объявил следующее дело, он поднялся с места и сказал:

— Я предлагаю залог.

— Это ваше право, — ответил судья.

У Фикса по спине пробежал мороз, но он скоро оправился, когда услышал, что судья, принимая во внимание то обстоятельство, что Филеас Фогг и Паспарту не являются жителями Калькутты, назначил для каждого из них огромный залог — в тысячу фунтов. Это обойдется Филеасу Фоггу в две тысячи фунтов, если он не предпочтет отбыть наказание.

— Я плачу, — сказал наш джентльмен.

Он вынул из саквояжа, который держал в руках Паспарту, пачку банковых билетов и положил ее на стол секретаря.

— Эта сумма будет вам возвращена по окончании срока, — сказал судья, — а пока вы освобождаетесь.

— Идем! — сказал мистер Фогг своему слуге.

— Пусть они мне, по крайней мере, отдадут башмаки! — закричал Паспарту с жестом ярости.

Башмаки были ему возвращены.

— Ну и дорого же они мне