«Ударь-ка, я посмотрю». Солдат старика треснул, так что он повалился. Сын, подымая отца, сказал: «Вставай, батюшка, поскорее, пойдем, он и меня еще ударит». Старик, вставши, сыну сказал: «Плут, сукин сын, ты меня бил, а не солдат. Когда бы ты его не дразнил, так бы я на старости суходушины себе от него не видал. Как бы собака смирна ни была, а когда ее дразнить станешь, так она укусит. Меня за то бог наказал, что я сам своего отца в голодные годы, посадя на лубок, со двора стащил под гору. А ты был еще маленький, взявши тот лубок, притащил на двор. Я тебя спросил: „На что ты лубок взял?“ Ты мне тогда сказал: „На то, батюшка, как ты стар будешь, так я тебя на нем стащу, как и ты своего отца“. Сие твое слово так сильно меня поразило, что я принужден был отца своего по-прежнему взять в дом свой, прося у него прощения, поил и кормил по смерть его. Знай же и ты, сын мой, что моя давнишняя суходушина тебе даром не пройдет. Долг платежом красен бывает. Чем поиграешь, тем и зашибешься».

С. ДРУКОВЦОВ. САВА, НОЧНАЯ ПТИЦА (1779)

20

<Про хитрого парня>

Крестьянин имел дочь и сына. Как пришла девка в возраст, стали свататься женихи. Девка стала о том больше помышлять. Пошла на реку платья мыть. Вымыв платье, на берегу села, стала неутешно плакать и выть голосом. Слышала мать, подошед к ней, спросила: «О чем ты, родимая, плачешь, чего ты, милая, хочешь?» Умница отвечала: «Сударыня матушка, как мне не плакать, сватается за меня Карпушка, а как я выду за него замуж, порожу сына Иванушку, он, ходя по бережку, упадет в реку да утонет». Мать посчувствовала несносную печаль, начала дочери вспомоществовать и неутешно слезы свои проливать. Услыша старик, старухин муж, подошед, обеих спросил, о чем они плачут. Печальные две дуры сказали старику предыдущее несчастье. Старик был участником сей несносной печали, начал проливать слезы. Пришед сын с работы, видит, что в доме никого нет, спросил соседей: «Где мои домашние?» Отвечали соседи: «Поди на реку, все трое неутешно плачут». Пришед, сын спросил их: «О чем вы плачете?» Печальные должны были сказать. Сын едва их мог ввести в резон, привел домой, сказав им: «Живите вы, как хотите, а я пойду искать моего счастья». Пришед в небольшой город, увидел изрядный дом, в котором под окном сидит госпожа, бросая хлеб, кормит свинью с поросятами. Мужик снял шляпу, госпоже сделал поклон. А госпожа думала, что мужик кланяется свинье с поросятами. Мужика спросила: «Разве ты, мой друг, свинью мою знаешь, что ей кланяешься?» Мужик увидел, что госпожа так же глупа, как и его домашние, госпоже отвечал: «Как, сударыня, мне не знать, она жене моей сестра родная. Я затем к вам и пришел милости у вас просить, чтоб вы дозволили ей ко мне на несколько времени погостить, и с новорожденными детками». Госпожа сказала: «Пожалуй, возьми, мой друг, разве она давно с сестрой не видалась?» Отвечал мужик: «Давно, матушка». Поклонясь госпоже в землю, погнал свинью с поросятами домой. Пришед, отцу сказал: «Вот, батюшка, тебе свинья с поросятами». Спросил отец: «Где ты взял?» Отвечал сын: «Бог мне ее дал, нашел в городе госпожу, которая еще глупее всех вас». И начал сказывать им свою историю.

К госпоже приехал муж ее, почтенный судья из мудрого приказу, обедать. Жена встретила мужа, поцеловав его. «Сказать ли тебе, мой батька, новую премудрость, какой ты еще ни от кого не слыхивал?» Сказал муж: «Ври, дура, тебе уже давно воля дана». Отвечала жена: «Ты, хотя мудрым слывешь и в премудром приказе сидишь, а такой диковинки не слыхал. Приходил ко мне мужик и просил, чтоб я любимую свою свинью с поросятами отпустила к нему погостить. Он женат на ее сестре родной». Судья, будучи голоден, слышав такой вздор, збил жену с двора. «Гори ты огнем со своей свиньей и с поросятами, поди куда хочешь, а мне ты больше не надобна, я уже от твоей глупости, не дожив века, состарился. Подлинно мне умные люди правду говорили: платье на грядке, а урод на руке; чему быть, то будет; как бы кто ни умничал, суженый урод будет у ворот; богатство полюбится, и ум расступится; кому повешену быть, тот никогда не утонет; легче сделать из белого черное, нежели из черного белое; как бы кто умен ни был, дураку ума подарить нельзя».

В. ЛЕВШИН. РУССКИЕ СКАЗКИ (1780—1783)

21

<О воре Тимоне>

В одной деревне жил старик. Древность его свидетельствовала лысина, с которой от долговременного ношения шапки слезли все волосы. Словом сказать, она в доме его служила ночью вместо месяца. Помощницу у себя имел он равных лет; но разнствовала она от него горбом. Однако речь у нас идет не до статей их, а до сына их Тимоши, который был малый проворный, но еще ни чему не научен, как только играть в сопелку. Старику казалось, что, послушавши музыки, напоследок захочется есть и что сопелкино свистанье худая для желудка пища; а чтоб попищавши не лечь с порожним брюхом спать, вздумал он отдать его какому-нибудь рукомеслу учиться. Но прежде надлежало о том посоветовать со старухою, которой он о сем доложа, требовал ее мнения и представлял, что он желал бы его отдать из двух рукомесл одному: кузнечному или портному. «Нет! — сказала старуха, — ни тому, ни другому. Кузнец хотя около огня и сажи марается, и тем больше походит на чёрта, нежели на человека. Разве хочешь ты его сделать пужалом? А портное, правда, хотя изрядное художество, но, сидя согнувши, ведь не долго, друг мой, получишь чахотку». — «Ну! Да чем уж ты думаешь учить его», — вскричал старик. «Надобно, — отвечала она, — отдать его золотарству, или малярству, или тому подобному». — «Но ведаешь ли ты, — перервал старик речь ее, — сколько надлежит заплатить за таковую науку денег? Наших животов столько не станет». И так долго споря, чуть не дошло у них до драки. Сердитая старуха уже́ вооружилась было кочергою. Но скучно описывать их ссору, а лучше сказать, что наконец согласились они отдать сына тому мастеру в науку, который первый попадется встречу. Итак, старик, взял с собой положенный на