появляется робкая улыбка, и в конце концов она соглашается составить нам компанию за ужином. Тем не менее кажется, что она испытывает облегчение, когда Лола ныряет в душевую кабину, возбужденная предвкушением ожидающего нас вечера. Мое возбуждение наигранно, однако я не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой. Хотя благодаря рассказам соседки мне и любопытно, все же я не знаю, что может с нами случиться этим вечером, и заранее боюсь худшего.

Рано или поздно ты умоешься слезами, а я буду наслаждаться этим зрелищем.

Снова вернувшись в нашу комнату после похода в душ, я надеваю то короткое платье, которое никогда не осмеливалась носить, и разглядываю свое отражение в зеркале. Это платье я всегда находила слишком красивым: чувственным и вместе с тем представительным. Вызывающим восторг и почтительность. Чтобы его надеть, нужен был особый случай. Такой, например, как этот вечер. В этом платье из атласа цвета морской волны я чувствую свою значимость. Чувствую, что достойна уважения людей самого высокого ранга.

Тоненькие атласные шнурки, завязанные Лолой, крест-накрест пересекают мою обнаженную спину, оставляя на обозрение захватывающий вид на поясницу. Мои ноги в лодочках на высоких каблуках в цвет платья никогда не выглядели настолько длинными.

– Ты великолепна, – шепчет Лола. – Ты сведешь его с ума.

Ее последние слова повисают в воздухе. Я поднимаю глаза на ее отражение в зеркале и замечаю у нее на лице лукавую улыбку.

Но о ком она говорит?.. О, клянусь глазом Одина!

Я оборачиваюсь к ней, широко раскрыв глаза.

– Лола Коллинз! Я ненавижу его, слышишь? Единственное, что я к нему чувствую, – это желание его задушить!

– Это не мешает тебе считать его умопомрачительно красивым!

– Они все умопомрачительно красивы! – говорю я в свое оправдание.

– Но в Кларке к тому же есть еще что-то особенное. И даже не спорь!

Я поворачиваюсь к ней спиной и яростно запихиваю свои вещи в сумочку горчично-желтого цвета.

Есть еще что-то особенное? Да, оно состоит в том, что Кларк хуже всех остальных. Лжец, манипулятор, жестокий и неприятный тип, список можно продолжать до бесконечности!

Я подхожу к двери и с мрачным видом настежь распахиваю ее, чтобы поторопить соседку на выход.

В белом платье на тоненьких невесомых бретельках – очень деликатных, в отличие от ее характера, – она просто великолепна.

Она проходит мимо меня, нарочито играя бровями. Я в отместку шлепаю ее по попе. Она звонко смеется, и этот смех меня успокаивает.

Мы выходим из спального корпуса и идем в местный ресторанчик, где нас уже ждут Джексон и Эмили. Вопреки всем ожиданиям Эмили таки пришла и теперь внимательно слушает то, что ей говорит Джек. Когда мы присоединяемся, они встречают нас взглядами, полными восторженного изумления.

– Клянусь Одином, девочки! Вы просто потрясающе выглядите!

– Вы великолепны, – выдыхает Эмили.

Я благодарю их, а Лола изображает реверанс. Мы усаживаемся за стол, и к нам подходит официант, чтобы принять заказ. Едва он приносит выбранные нами напитки, Джексон бросается в атаку.

– Почему у тебя освобождение от физкультуры?

Подруги сочувственно и ободряюще улыбаются мне, и в воздухе повисает легкое напряжение. Разговоры о моей болезни грозят испортить праздничную атмосферу, но я не могу дольше их избегать.

– У меня сердечная недостаточность.

Чувство жалости, ясно читающееся в его взгляде, заставляет меня отвести глаза.

– Авалон… не знаю, что сказать, я… мне так жаль.

– Не стоит меня жалеть, я прекрасно живу и с этим.

И я улыбаюсь ему, чтобы он убедился, что все хорошо, однако за столом воцаряется неловкое молчание. Секунды тянутся одна за другой с пугающей медлительностью. Слава богам, благодаря Лоле очень скоро снова звучит смех, и атмосфера разряжается.

– Кстати, – вдруг говорит Джексон с возбужденным видом. – У моей девушки в университете занятия начинаются только через две недели. Так что она приедет меня навестить через несколько дней, и вот увидите, вам она очень понравится!

Глаза его сияют, когда он говорит о ней, и это трогает сердце. Похоже, Аврора замечательная девушка. Он счастлив быть с ней, и это благодаря ей он становится хорошим человеком. Он сам так утверждает, хоть мне и трудно представить его плохим.

– А у тебя, Эм, есть парень? – спрашивает Лола.

– Нет, я… я хочу сосредоточиться на учебе.

И румянец, набегающий при этих словах на ее щеки, делает ее еще более восхитительной, чем прежде.

– О, у меня такое впечатление, что от кого-то я уже слышала эти слова, – хихикает Лола, многозначительно глядя на меня с улыбкой, достойной Чеширского Кота.

Я закатываю глаза к небу.

– Что? И ты тоже, Ава? – удивляется Джексон.

– Для меня учеба имеет первостепенное значение. У меня потом еще будет куча времени, чтобы влюбиться, – беззастенчиво вру я.

Кому-то может быть трудно понять мой выбор. Я ведь молода, зачем тратить немногие оставшиеся мне годы на учебу, вместо того чтобы отрываться по полной? Ответ прост: из-за болезни моя повседневная жизнь всегда была ненормальной, и сейчас все, чего я хочу, – это жить, не думая о том, сколько времени мне осталось. Я хочу иметь цель, куда-то двигаться. Что-то успеть завоевать, прежде чем сложить оружие.

– Нет, я вас никогда не пойму! – восклицает Лола, в комическом отчаянии откидываясь на спинку сиденья. «Первостепенное значение». У меня такое чувство, будто я слушаю отца, когда он рассказывает о хорошей работе его кишечника!

Мы все заливаемся смехом, и Эмили тоже, хотя она по-прежнему остается более сдержанной. Нет никаких сомнений, что она гораздо лучше воспитана, чем вся наша собравшаяся здесь троица. Если только она не изображает застенчивость и страх, чтобы привлечь к себе внимание.

Когда она понимает, что из-за безудержного хохота мы притянули множество любопытных взглядов, она краснеет и втягивает голову в плечи, как бы желая исчезнуть. Я пытаюсь ободрить ее улыбкой, но, поскольку у нее такой вид, будто она вот-вот упадет в обморок, пинаю под столом двух моих друзей, которые тут же замолкают.

Я наклоняюсь к Эмили и шепчу ей на ухо:

– Никогда не порти себе жизнь из-за чьих-то взглядов. Даже если они кажутся пугающими, они не убивают. Они не могут причинить тебе вреда – разве что ты сама им это позволишь.

Глаза у нее начинают блестеть, а затем она незаметно поднимает подбородок, расправляет плечи и наклоняет голову в знак признательности.

Глава 8

Слава богам, у меня очень хорошая память, и я помню дорогу до дома Картера. Это позволило нам избежать необходимости посылать сообщение ребятам. Я сказала Кларку, что не приду. И я не желаю доставлять ему удовольствие, спрашивая теперь адрес.

Потеряв дар речи от изумления, Лола поднимается по ведущей в гору широкой аллее в окружении деревьев, а затем паркуется рядом с автомобилями и мотоциклами ранее приехавших гостей.

Когда мы выходим из внедорожника, мраморная статуя Одина на Слейпнире удостаивается восторженного свиста моей впечатленной соседки.

– В следующий раз, когда он решит тебя использовать, мы украдем у него его статую.

Я выгибаю бровь, и она, отведя наконец взгляд от нашего бога, лукаво мне улыбается.

– Я шучу. Я слишком молода, чтобы умереть.

Безрадостно хмыкаю в ответ и спрашиваю себя, был бы способен Картер убить нас, если бы мы украли его фонтан? Благодаря своим родственным связям с Сетом Лола, вполне вероятно, вне опасности, но не я. А ходить с оглядкой и трястись – такое, честно говоря, не слишком меня привлекает.

Мы продолжаем путь молча. Подруга крутит головой направо и налево, чтобы лучше рассмотреть окружающую нас роскошь, которая ее покоряет. Подойдя к входной двери, она не спешит звонить, а вместо этого поворачивается ко мне с самым серьезным видом.

– Авалон Лопес, мы пришли сюда, чтобы развлекаться, однако я знаю твой гадкий характер. Не смей