– Если ты такой умный, попробуй сам. Это тебе не лекции разводить перед влюбленными девочками, – обиделся Коля. – Это оперативно-разыскная работа, кропотливая, нудная, но без нее…

– Ладно, это я еще помню, – перебил его Федор. – Нужно усилить патрули…

– Во-во, Манохин уже распорядился. Патрули, пикеты, бдительная общественность – и тогда, говорит, мы его сразу поймаем. Знаете, господа, я начинаю тихо звереть. – Коля грохнул кулаком по столу. – Ну ладно взять убийцу Лидии Роговой. Он преступник, я – мент. Он убивает, я – ловлю. Нормальные человеческие отношения. А этого я бы своими руками… Почему, спрашивается?

– Потому что убийца людей тебе понятен, – ответил философ Федор. – Он убивает из-за денег, страха или мести. Или по дурости, что тоже, в общем-то, понятно, принимая во внимание особенности национального характера. Душитель же манекенов непонятен. А непонятное беспокоит, как заноза в… Одним словом, раздражает. Даже пугает. Мы себе представить не можем, зачем он это проделывает. А ведь существует причина. Что-то он этим хочет сказать. У него идея, понимаешь? Он рискует свободой, чтобы донести ее до общественности.

– Легко тебе говорить, теоретику, – огрызнулся Коля. – Если у него идея, пусть напишет в газету. Идеалист хренов. А ты… ля-ля-тополя… понимаешь, на пустом месте. Как его, сволочь, ловить, если нет ни малейшей зацепки? Никто его не видел и не слышал, и главное, он шустрый как электровеник. Семь-восемь минут – и в дамках. Вот ты, Савелий, смог бы повесить манекен за семь минут? Не только повесить, но и разбить толстое стекло, вытащить, надеть петлю и… того-с! Причем от первого же удара включается сигнализация, бьет по нервам, а ему по барабану. Знай себе вешает! Когда приезжает охрана – этого… идеалиста уже и след простыл. – В голосе Коли звучала неподдельная горечь.

– Наверное, не смог бы… – сказал Зотов.

– Наверное? Может, попробуешь?

Савелий покачал головой и задумался.

– Слушай, Коля, а убийца этой женщины в мэрии… – начал он нерешительно. – Этот убийца… настоящий… – Он запнулся.

– Ну? – спросил Коля.

Савелий был никудышным оратором, и понять, что он имеет в виду, зачастую оказывалось затруднительно. Несмотря на это, он был замечательным редактором.

– Я говорю… – начал снова Савелий. – Настоящий… и этот душитель манекенов… ну, может, это один и тот же человек? И почерк одинаковый… шарфики…

Он смотрел на Колю своими близко посаженными водянисто-голубыми глазами, взволнованный, с красными пятнами на скулах, слегка охмелевший от выпитого. Не красавец, но с хорошей душой.

– Не вижу ничего общего, – ответил Коля, подумав. В голосе его слышалась досада. Он уважал Савелия, но считал, что ему нечего соваться в оперативные дела. – А шарфы – случайность.

– А если бы убийца повесил эту женщину, Лидию Рогову, как наш вешатель манекенов, тогда что? – спросил Федор.

– Тогда… может быть… – неохотно признал Коля.

– Душить кукол не имеет смысла, – сказал Федор задумчиво.

Коля и Савелий вытаращились на друга.

– А кого душить, по-твоему, имеет смысл? – спросил, опомнившись, Коля.

– Я имею в виду, что не имеет смысла душить манекен, – повторил Федор. – Потому что он не живой.

Савелий даже рот раскрыл, пытаясь вникнуть в смысл Федоровых речей.

– Правда? – ядовито спросил Коля. – А я, дурак, думал, он живой!

– Ты не улавливаешь моей мысли, Николай. Если бы этот тип душил манекены, то никто бы не догадался, что он их «убил». Ну, вытащил он куклу из витрины, ну, бросил на тротуар, нацепив на шею шарф. Задушить можно человека. А для того чтобы дать понять окружающим, что манекен «убит», нужно его повесить, или распороть ножом, или голову ему оторвать, понимаешь? Так что это то же самое, что задушить человека. Вот тебе и почерк. Все жертвы – женщины, орудие убийства – шарф. Именно это имел в виду Зотов. Правда, Савелий?

Тот неуверенно кивнул. Он и сам уже не знал, что имел в виду.

– Кузнецов тоже так думает, – сказал после паузы Коля, осмыслив сказанное. – Да и я сам… думал. Только уж очень не хочется, братцы. Просто с души воротит. Потому что, если так, то… что же это получается?

– Получается, сначала манекен, потом человек. Такая вот схема выходит. Но это чисто умозрительно, – поспешил добавить Федор. – Теоретический треп, не более. Кстати, а что нового по Лидии Роговой? Что-нибудь появилось?

– Появилось, – Коля все еще был мрачен. – Появился то есть. Некто Дмитрий Андронович Сотников.

– Что за птица?

– Любовник. Двадцати семи лет, нигде не работает, пишет мемуары генерала Крымова. Вернее, обрабатывает.

– Как вы на него вышли?

– Он сам на нас вышел. Набросился на Рогова прямо на кладбище после похорон, обвиняя его в убийстве жены. Я Сотникова прямо оттуда и привез к нам. Допросили тепленького вдвоем с Кузнецовым.

– Что он показал?

– Они познакомились за три недели до убийства, стали встречаться. Роман развивался довольно бурно. Рогова якобы обещала уйти от мужа, который с ней плохо обращался и даже бил. Нашла адвоката, собиралась пощипать супруга. Сотников не знает деталей, говорит, что ему деньги не нужны. И я ему верю, хотя, как вы знаете, господа, я в принципе никому не верю. Парень неадекватный, впечатление, что он воспитывался, запертый в большой библиотеке с книгами всяких просветителей и утопистов, в бытовом отношении – полный ноль. То есть для дамочки, которая решила развлечься, лучшего партнера и не придумаешь. Такой не станет шантажировать и вымогать деньги. Правда, опасен тем, что не понимает правил игры. Влюбился, потерял голову. Говорит, она нежная, тонкая, замечательная… и все такое. А потом вдруг получил письмо от любимой: извини, мол, но между нами все кончено, прощай навеки и не ищи меня. С приветом. Точка. Тут он совсем с катушек слетел. Говорит, она не могла написать это письмо… после всего, что между ними было. Это муж ее заставил, он – убийца. Он убил ее духовно, а кто задушил в мэрии – не суть важно.

И главное, пацан этот совсем одинок, даже поделиться горем не с кем. Рассказал, правда, генералу Крымову с супругой про свою любовь. Зинаида Константиновна, жена генерала, говорит, Дмитрий ей как сын. Ей все время кажется, что с ним что-нибудь случится. Между прочим, когда я спросил, известно ли им о романе Сотникова с Лидией Роговой, она руками всплеснула. «Так это та самая Рогова из мэрии – Димочкина любовь? Это не он, – говорит, – Димочка не мог!» Генерал только глянул на супругу, как рублем подарил. Они оба его любят. Говорят, бессребреник, генерал ему как-то в конвертик больше, чем надо, положил, так он на следующий день назад принес, вот, говорит, возьмите, вы ошиблись.

И главное, никакого у него алиби. Вечером тридцать первого декабря он в отчаянии бродит по городу, крутится у мэрии, пытается войти внутрь. Хочет поговорить с Лидией Роговой. В состоянии невменяемости. Может быть, попадает внутрь – такая возможность существует, я проверял. Находит Лидию. Она видит его и спешит увести подальше, боясь скандала. Кстати, оба – и муж, и свидетель Речицкий – показали, что Рогова спокойно стояла с ними рядом и вдруг ни с того ни с сего говорит: «Я вас найду» – и уходит. Как будто увидела кого-то.