Тесс видела фотографию молодого Аркадия. Он стоял, не улыбаясь, в черно-белом одеянии на пирсе Сент-Кильда, позируя для семейного снимка вместе с женой и сыном. Аркадий почему-то всегда не любил фотографироваться. Ее поразили тугие мускулы, выглядывающие из-под коротких рукавов, и гладкая кожа груди в расстегнутом вороте. Теперь его грудь, обнаженная и покрытая электродами, была дряблой и производила жалкое впечатление, но главное заключалось в том, что кое-где на ней не осталось участка неповрежденной кожи. Она была сморщенной, как шарик, который долго носился по ветру после того, как закончился праздник.

Доктор некоторое время тактично помалкивала, а потом заговорила тихим голосом, чтобы не будить больного:

– Человеческое тело не предназначено природой для того, что, судя по всему, выпало в свое время на долю мистера Кулакова. Физически он был силен, однако изношенность его органов и травмы заставляют предположить, что он долго подвергался сильнейшим психологическим и физическим испытаниям.

Вновь воцарилась непродолжительная тишина. Тесс взяла кисть руки Аркадия и провела большим пальцем по топографической карте, оставленной на его коже жизнью. На ощупь огрубевшая сухая кожа казалась шероховатой, словно бумага.

– Он был во время войны в концлагере… в Польше, – наконец произнесла Тесс.

– Господи! – вырвалось у докторши. – Понятно… Это частично объясняет состояние внутренних органов, а также его странное поведение. Знаете, дело в том, что многие люди, пережившие различные травмы в зоне ведения боевых действий, – солдаты, врачи, гражданские, – по мере старения начинают регрессировать из-за этих травм, с которыми им ранее удавалось справляться. В случае с мистером Кулаковым, когда мы имеем дело с прогрессирующим маразмом, существует вероятность, что он вернется к такому стилю поведения, какое характеризовало его прежде. Я повидала немало переживших холокост пациентов, страдающих маразмом. Они начинают жить в постоянном страхе, что их заберут в концлагерь. Запасаются продуктами в магазинах, так как в своем воображении вернулись в сороковые и теперь борются за жизнь. Поведение, описанное вами, будет повторяться чаще и чаще: бесцельное хождение по ночам, потеря ориентации, он перестанет узнавать родных, будет закапывать вещи в землю… Мне неприятно это говорить… Извините, но со временем эти симптомы только усугубятся.

– И мы ничем не можем ему помочь?

Врач печально улыбнулась. Вместе они следили за тем, как поднимается и опускается грудь больного.

– Я знаю, что вам сейчас непросто, Тесс, – сказала она. – Если вы пожелаете, то у нас в штате есть психолог, который помогает людям, очутившимся в подобных ситуациях. Также мы сотрудничаем с раввином, который…

– Нет, нет, – быстро отказалась Тесс. – Я не еврейка.

– О-о-о… Извините, я подумала… Дело в том, что, согласно нашим записям, миссис Кулакова лечилась тут несколько лет назад. И она часто виделась с раввином.

– Да. Это Рашель, жена Аркадия… Я никогда с ней лично не встречалась, – заявила Тесс, которая много слышала о бабушке Адама, умершей задолго до того, как сама она вступила в игру. – Рашель была очень религиозной, а вот Аркадий не таков. Он не был иудеем и в концлагерь попал по политической статье. После свадьбы Рашель попыталась обратить его в свою веру, но тщетно. Она расстраивалась из-за этого, но что она могла поделать?

По неизвестным ей мотивам Аркадий хотел иметь как можно меньше дел с еврейской общиной, хотя и взял в жены Рашель – щепетильную, порывистую польскую еврейку, которая была в Аушвице примерно в то же время, что и Аркадий. Когда они познакомились в Мельбурне, то удивились этому совпадению, начали встречаться, влюбились друг в друга и зачали Джона, их единственное дитя, отца Адама, который в конце концов взял себе в жены шиксу[27], что, по заверению Рашель, разбило ей сердце и должно было свести ее со временем в могилу.

Рашель и впрямь умерла молодой, через несколько лет после рождения внука. Причиной послужило то, что в концлагере она стала подопытной во время проведения нацистами одного эксперимента. Ей впрыснули кое-то вещество, приведшее к остановке роста ее печени. Печень ее осталась такой же, как у десятилетней девочки. Когда стало ясно, насколько серьезно больна Рашель, Аркадий принялся неистово бушевать, проклиная нацистов, ругая последними словами врачей, которые были не в состоянии ее спасти, жалуясь на Бога, в которого не верил. Иногда на него находили вспышки слепой ярости, и тогда ему нужна была огромная боксерская груша, чтобы выместить на ней свою злость. Но ничто не помогало. Рашель умерла. После этого Аркадий, и без того не особенно общительный, начал сторониться людей и теперь вообще мало с кем поддерживал контакт.

Пока Тесс рассказывала доктору о семье Адама, на ум ей вдруг пришло, что ее муж не знает о том, что Аркадий – в больнице. Извинившись, она вышла, чтобы позвонить Адаму. Номер мобильного телефона мужа она прочла на визитке, найденной на дне своей сумки. Она позвонила с телефонного аппарата, стоявшего на столике регистрации. На этот раз никаких гудков не послышалось. Ее напрямую соединили с голосовой почтой: «Привет! Вы дозвонились до Кулакова. Я занят, или я вас игнорирую. Оставьте голосовое сообщение, и я вам перезвоню».

Когда муж вернулся домой поздно ночью, она еще не спала. Тесс лежала, отбывая часы, необходимые для отдыха, в слабом свете электронного будильника, медленно отмеривающего время, лежала в чистилище своей спальни, а сон отказывался к ней приходить, несмотря на долгие дыхательные упражнения, которым она когда-то научилась на уроках йоги. Тесс беспокойно ерзала на подушке, выискивая более прохладное местечко. Муж вошел на цыпочках, разделся и скользнул в постель рядом с ней.

Она заговорила, и ее голос звенел от гнева:

– Где ты был, Адам?

– Ну… с друзьями.

Тесс считала себя реалисткой. Хотя она так и не смогла завязать длительные отношения до своего знакомства с Адамом, сама она росла посреди хаоса, созданного ее лживыми родителями. Они невольно преподали своей дочери хороший урок о том, чем является на самом деле брак. Это контракт, условия которого время от времени пересматриваются, по мере того как на стол выкладывается валюта в виде секса, преданности, дружбы и детей. Со временем эта валюта теряет цену и постепенно убывает. Да, Адам вел себя прямолинейно, иногда простодушно, случалось, что он проявлял увертливость и бесшабашность, однако, как верила Тесс, ее муж был в глубине души добрым человеком. Иногда он ее разочаровывал, но не сильно. Адам был хорошим отцом. Кейда он обожал с такой силой чувств, что даже спустя много лет Тесс это до сих пор удивляло. Если с персоналом Адам вел себя как мелочный тиран, в общении с ней и сыном он никогда не терял терпения. В ответ на эту любезность Тесс выказывала столько великодушия, сколько могла. Она смотрела сквозь пальцы на его ненадежность в делах и неумные отговорки. Сегодня ночью, когда Аркадий мог умереть, ее терпимости пришел конец.

– Что за друзья?