деду на вид было лет сто, за его жёлтой кожей на лице отчётливо виднелся череп. Он дышал часто и поверхностно, а глаз не открывал. Рядом с кушеткой стоял крупный бородатый мужик лет пятидесяти, который виновато поглядывал то на деда, то на Артура, но ничего не говорил. Деда вскоре переложили на лежачую каталку и тоже увезли.

Наконец, пришли и к Артуру.

— Так, — сказал врач, подходя ближе. — Ничего шибко серьёзного нет. Переломы двух рёбер, но без смещения, несерьёзные. Ушибы там, ссадины. Внутренние органы не повреждены сильно. Так что мы тебя домой отпустим. Лекарства, которые принимать, дадим с собой. Всё будет включено в общий счёт.

Артур даже спрашивать не стал про общий счёт — хотелось оттянуть момент стресса и подольше пребывать в блаженном неведении.

— Да, и это, — спросил напоследок врач, — заявлять в полицию на нападавшего будете?

— Можно мне подумать? — попросил Артур.

— Да чего тут думать-то? Фельдшер сказала, что вас начальник избил. Понятно, что не будете ничего писать. Просто подпишите, что отказываетесь от привлечения полиции, и всё.

Что-то внутри Артура оборвалось. Злоба захлестнула его с головой.

— Это почему это я не буду на него писать? — закричал он вдруг. — Потому что этот урод — мой бригадир? Да хрен там я уступлю!

— Потише, потише. Не ори. — Врач нахмурился. — Ну а толку-то от твоего заявления? С работы попрут, и всего делов. Или ты думаешь, что его засудят? На работы отправят, с должности снимут? Да конечно, мечтай. Последний раз тебе говорю: подпиши отказ от претензий и живи спокойно дальше.

— Спокойно? Спокойно?! — То ли от лекарства, то ли от гнева боль отступила, и Артур приподнялся на кушетке. — Да вы хоть представляете, что это за спокойная жизнь?!

— Как хочешь, — отвернулся врач. — Моё дело предложить.

И, уже выходя, тихо сказал себе под нос:

— Псих какой-то...

Артур расслышал его слова, но отвечать не стал. Скрючился снова на кушетке, стиснув зубы от вернувшейся боли и обиды на происходящее. Он понимал, что ведёт себя неадекватно, но уже не мог контролировать происходящее. Накатила ужасная усталость — от изнуряющей на протяжении многих лет работы без отпусков и выходных, от пережитого за последние два дня стресса, от страха перед полицией, угрожающей арестом, от психиатров, которые никак не могли забыть ему болезни матери, от произвола начальства, а ещё от банка и его счёта, который надо было поддерживать в строгом диапазоне между пятью сотнями и тремя тысячами часов долга, иначе следовали неминуемые наказания. Артур почувствовал, как по его щекам текут слёзы, хотя вовсе не собирался плакать. Потихоньку злоба уступала место отчаянию.

— Ну-ну-ну, — подошла к нему пожилая медсестра. — Ничего, поплачь. Поплачешь и успокоишься. А заявление ты не пиши. Брось ты это. Зачем тебе на своё начальство заявлять? Тебя же уволят. Завод ведь не будет терпеть, что вошь какая-то против него становится.

— Это я-то — вошь? — ошарашено переспросил Артур.

— Ты, милый, ты, — закивала медсестра. — И я вошь, и все мы — вши. Ну ведь не десять лет тебе, понимать должен. Большой уже парень. Ничего с этим поделать нельзя. Как нас бьют, так и будут бить. А если заявишь, так ещё и больше будут бить. Других, ребят твоих, коллег, бить больше будут, раз тебя не смогут. А тебе их зачем подставлять? Подумай о других-то.

Артур вспомнил слова бригадира о том, что остальные парни будут работать больше, и снова разозлился. Все эти люди, о которых говорила пожилая медсестра с добрыми бабушкиными глазами, называли его психом и обращались по-хорошему лишь иногда, под настроение. Чтобы не травили, приходилось драться с самого детства что в школе, что на заводе. А теперь ему надо позаботиться о своих обидчиках? Подумать, не будут ли их больше бить? Как будто от того, что Артур откажется подавать заявление на начальство, бить остальных будут меньше. Думать об этом всерьёз мог бы только идиот.

— Не буду я ничего подписывать, — сквозь зубы сказал он медсестре. — Я напишу на него в полицию. Пусть разберутся.

Улыбка сползла с лица медсестры, она покачала головой, наклонилась к Артуру и прошептала:

— Да ведь он сам в коридоре стоит, бригадир этот твой. Если будешь писать на него заявление... не знаю, что и будет.

— Плевать. — Артур сам поразился своим словам. — Будь что будет.

Женщина нахмурилась, ещё раз покачала головой и вышла. Артур лежал, прислушиваясь к бешено колотящемуся сердцу, пока не услышал знакомых шагов. Повернув голову, он увидел в дверном проёме бригадира.

Глава 7

— Тебе, я гляжу, полегчало? — улыбнулся бригадир, подходя. — Как ты себя чувствуешь?

Артур ничего не ответил, лишь со злобой смотрел в ответ.

— Чего это ты, а? — продолжал бригадир. — Никак обиделся? Мне сказали, ты на меня в полицию заявление писать собрался. Неужто правда?

С этими словами он протянул руку и надавил Артуру на бок. От боли Артур дёрнулся и заорал, пытаясь отпихнуть бригадира, но тот крепко прижал его к каталке.

— Подумай, дорогой, — ласково продолжал тот. — Надо ли тебе на меня кляузы писать?

Артур встретился с ним взглядом — глаза у бригадира были бешеные. Злобы полыхала в них так ярко, что сомнений в намерениях начальника никаких не было. Он убил бы Артура на месте, если бы мог. А раз не мог убить, старался сделать побольнее.

Артур взмахнул ногой, но получилось лишь слегка задеть обидчика. Тот надавил на рёбра сильнее.

— Помогите! — крикнул Артур, но никто к нему не шёл.

Он снова попытался вырваться, и вновь у него не вышло. Его враг был огромным и сильным. А ещё он был здоровым.

— Ну как, подпишешь отказ? — снова спросил бригадир елейным голосом.

— Да! — сквозь слёзы согласился Артур. — Да, только отпусти!

Бригадир отступил и, повернувшись к коридору, крикнул:

— Он согласился!

В комнату тут же скользнула пожилая медсестра. Артур понял, что всё это время она стояла в коридоре, прямо за дверью. Она слышала его крики, но ничего не сделала. Артур посмотрел на неё с недоумением — как она могла так поступать? — но встретил лишь добрый, заботливый взгляд пожилой дамы. Её лицо выражало всё сострадание этого мира.