тебе вечно! А ежели держаться от всех на расстоянии, так и не полюбят тебя никогда. Останешься чужой навеки! И это ее вечно несчастное выражение лица…

– Его Императорское Высочество Сергей Александрович рассказывал Павлу, что на Пасху в Москве она была совсем другая – улыбалась счастливо и уезжала со слезами на глазах!

– Да, но нужно же и в столице народ к себе располагать! Радует одно, что с Минни у нее тоже не ладится. Страшно подумать, что было бы, ежели б они нашли общий язык и стали союзницами. Сжили бы нас со свету! Страшная была бы сила, ежели б не амбиции Минни и не замкнутость Аликс.

Критиковать и выдавать остроты на тему семьи Самодержца не дозволялось даже тетке Царя. Но госпожа Пистолькорс, несмотря на свой немного легкомысленный образ, не раз доказала Марии Павловне, что умеет держать язык за зубами. Поэтому Мария Павловна позволяла себе с ней некоторые вольности.

XI

В январе отправилась к праотцам бабушка Аликс и Эллы, королева Виктория. На мгновение миру показалось, что Земля пошатнулась, лишившись одной из старых черепах, на которых опиралась. Казалось, Виктория была всегда. Пока она восседала на троне более шести десятков лет, кто-то успел родиться, вырасти и даже скончаться, начинались и заканчивались войны, чередой сменялись правители других стран. Что ни говори, а это длительное правление обеспечило Англии определенную стабильность.

Аликс, которая жила при английском дворе после смерти матери и была близка с бабушкой, горевала, но ей не разрешили поехать на похороны. Она носила под сердцем ребенка. Ей пришлось остаться. Она могла не вынести дальней дороги и морской качки. Родные молились, только бы это оказался мальчик, наследник!

Элла и Даки получили из Лондона просьбу не приезжать, поскольку не было мест. Выглядело это довольно странно, но что было поделать. Сергей в таком случае тоже решил не ехать. В конце концов, это же не его бабушка почила.

Последнюю декаду января московский генерал-губернатор и Елизавета Федоровна провели в Царском Селе. Много общались с Павлом. Как обычно, не касаясь главного. Теперь это стало их нормой.

Сергей ненадолго уезжал в Москву на свадьбу сына Льва Николаевича Толстого и скоро вернулся назад.

– Молодые венчались в церкви Спаса Преображения, затем поздравляли их у Глебовых на Большой Молчановке. Было премило. Толстого не было, – дал Сергей краткий отчет о свадьбе Элле и Пицу.

– Лев Николаевич не присутствовал на венчании сына? – поразилась Элла.

– Отчего-то меня это не удивляет, – заметил Павел.

– Из уморительного – все пребывание в Златоглавой успокаивал Джунковского, – улыбнулся московский генерал-губернатор. – Танцуя на балу и неудачно зацепившись шпорой, он упал сам и увлек за собою партнершу. Быстро вскочить не удалось, и он несколько секунд, которые показались ему вечностью, возился на девице. С того дня он, бедняжка, мучился, что, возможно, этим наиглупейшим происшествием барышню скомпрометировал и теперь обязан на ней жениться.

Все трое живо представили сцену, как адъютант Великого Князя, словно майский жук, перевернутый на спину, не может встать, и не могли удержаться от смеха. Договорились не вспоминать это при Джунковском, чтобы не смущать его. Павел отметил про себя, что брата желание адъютанта жениться на условно скомпрометированной девушке умиляет. Возможно, Сергей и поймет его, если дело дойдет до женитьбы.

– А магазин на Тверской открыли? – поинтересовалось Элла. Последнее время в Москве было много разговоров о том, что же скрывается за строительными лесами на одной из центральных улиц. Выдвигались различные, даже самые абсурдные версии, которые разжигали любопытство москвичей.

– Да, мы с Джунком заскочили туда. Я под впечатлением! Елисеев устроил роскошный дворец яств. Получилось в своем роде произведение искусства! Однако все эти воспоминания разжигают зверский аппетит.

Очень вовремя подали обед.

Через несколько дней, в начале февраля, Алексей устраивал у себя небольшой вечер, похоже, с целью представить родственникам свою новую пассию – французскую актрису Элизу Балетта. Замена Зине нашлась довольно быстро. Алексей не терпел одиночества.

Артисты дали два коротких забавных фарса. Зрители смеялись, только Ольга Валериановна, которая неожиданно для многих тоже оказалась приглашена, как ни старалась, не могла скрыть грусть и досаду, отпечатавшиеся на ее симпатичном лице. Павлу тоже было обидно видеть, как Сергей с Эллой демонстративно игнорировали госпожу Пистолькорс. В глубине души он считал, что у брата с его супругой было предостаточно времени, чтобы смириться и принять его выбор.

После ужина Лёля снова рыдала у Павла. Чтобы утешить любимую, Его Императорское Высочество преподнес ей великолепную бриллиантовую брошь в виде банта, которую он выкупил у сына Алексея. Это царское украшение изначально принадлежало бабушке Павла, Императрице Александре Федоровне, и досталась брату Алексею в наследство. Теперь хозяйкой шикарной фамильной драгоценности императорской семьи стала госпожа Пистолькорс. Кто бы мог подумать, что летом из-за этой сногсшибательной броши разгорится грандиозный скандал.

XII

В июле на прием, устроенный в честь свадьбы родной сестры Императора, Ольга надела подаренную ей Павлом брошь. Она сочла, что царская драгоценность соответствует празднику августейшей особы, как никакое другое украшение. В конце концов, как бы ни открещивались от нее родственники из императорской семьи, через их с Павлом сына она уже стала их частью, нравится им это или нет. Мать сына Великого Князя имеет право носить царские бриллианты.

Однако Ольга и предположить не могла, в какое возбуждение придет женская часть семейства, заметив ослепительный бант на ее груди. Императрица и Великие Княгини выступили единым фронтом, потребовав от своих супругов исключить чету Пистолькорс из списка приглашенных на свадебный бал и вообще отказать этой паре от домов. Мужчины смогли как-то сгладить волну негодования, и Пистолькорсы все же оказались в числе приглашенных на торжество. Однако Великий Князь Владимир Александрович, учитывая напряженную обстановку, взялся дать своему адъютанту добрый совет на балу не показываться.

После разговора с Его Императорским Высочеством Эрик вернулся домой бледный и велел уже нарядившейся супруге разоблачаться. Ольга начала было сопротивляться, ругая супруга на чем свет стоит, но в этот момент ей доставили записку от Павла, который тоже умолял ее, дабы избежать скандала в благородном семействе и не омрачать племяннице ее праздник, на бал не приходить.

– Я более свое имя трепать не позволю! – заявил Пистолькорс глухим голосом. Он был сам на себя не похож. Ольга не видела такой едва сдерживаемой ярости, даже когда он узнал о ее измене. – Ежели он не женится, продадим здесь дом и уедем с детьми в финляндское имение.

Впервые Ольга испугалась его. В ту секунду она поняла, что муж доведен до крайности и готов к