немало шокируя немецкую публику, в салоне известной генеральши болтали весь сезон. А затем Ольга Пистолькорс, вернувшись из-за границы, начала наносить визит тем дамам, к кому раньше являться не смела. И самое главное, правду ли говорят, что Володя – Ваш сын?

– Да, это правда, – подтвердил Павел с видом кающегося грешника.

Победоносцев только развел руками, одним жестом показывая и свою крайнюю фрустрацию, и обреченность всего дела.

– Зачем же она так его выставляла, наряжая в Ваши цвета?

– Но что же теперь делать? От меня все отвернулись! Все, даже брат…

– Это оттого, что он сильно Вас любит и переживает. Вы так много напоказ делали, но брату ни слова о том не говорили до последнего времени. Разве не так?

– И это правда, – грустно согласился Павел.

– Когда меду близкими людьми встает ложь, она искажает все чувства… И как бы Ваш брат мог Вам помочь, если Вы не желали посвящать его в свои дела?

– Неужели нет никакого луча надежды?

– Хорошо ли было бы, когда б Вам сейчас эту надежду дали? Правильно ли? Ваше Императорское Высочество, а дети Ваши?! Каково им было бы узнать теперь? Конечно, никто им не скажет, но они ведь очень чутки, особливо Мария Павловна – все примечает, и думает, и чует что-то недоброе, а ведь как они вас любят…

– Как же мне жить без надежды? – Пиц был в отчаянии, которое несколько насторожило обер-прокурора. Еще не хватало, чтоб Великий Князь выкинул что-то от упадка духа.

– Дайте времени сделать свое дело, – смягчился Победоносцев. – Пусть затихнут басни, которые о Вас рассказывают… Поверьте, все Вас любят, жалеют, но никто не станет теперь ходатайствовать за такое дело…

– Да, я понимаю, Императрица Мария Федоровна обещала замолвить слово перед сыном, но так и не сподобилась…

– Никто сейчас не решится на это. Вы бы лучше поехали за границу, отдохнули, восстановили силы.

– У меня как раз отпуск, до апреля.

Обер-прокурор подумал, что это слишком короткий срок. До того дня мадам Пистолькорс будет выставлять себя опозоренной, и Великий Князь вновь явится к нему с той же просьбой через полтора месяца.

– Может быть, стоило бы уволиться со службы вовсе…

– Боюсь, посчитают, что это из-за озлобления.

– Не думаю. Вам действительно нужно восстановить нервы после всех волнений.

– Что ж, возможно, Вы и правы. Если надумаю, буду просить Вашего содействия.

Расстроенный разговором с Победоносцевым, Павел пытался найти за границей того, кто обвенчает их с Ольгой без ее развода. Но такого священника не сыскалось.

XVII

Возвратившись из Дармштадта в кусающуюся зимними морозами Москву, генерал-губернатор погрузился в дела. Он давно хотел отправиться на Хитровку. Великий Князь просил своего адъютанта Джунковского, который по его поручению занимался там устройством учреждений общества трезвости, отвезти в это воспетое многочисленными беллетристами злачное место, где обитал самый бедный люд Москвы – нищие, бездомные и преступники всех мастей. Сергей остался невероятно доволен осмотром чайной, конторы по найму и столовой, организованных попечительством под руководством Джунковского. Он был приятно удивлен царящими там чистотой и порядком, несмотря на то что народу было не протолкнуться. Генерал-губернатор обошел все столы, получив бурные овации от впечатленных его неожиданным появлением хитровцев. Поразил Сергей Александрович обитателей опасного места немало. Обычно аристократы брезговали убогими и нищими, а этот ничего, не морщился. Не побоялся заявиться в преступную клоаку, из которой не все возвращались живыми. Хотя и здешним обитателям был присущ определенный кодекс чести. Среди служащих попечительства было немало женщин. После заката, когда чайная и столовая закрывались, даже мужчине-здоровяку было боязно идти по рынку. Кассирш и буфетчиц всегда провожали телохранители из местных. Не было ни единого случая, чтобы на служащих учреждений общества трезвости кто-то напал на Хитровке. Благородство души не зависит от толщины кошелька. У иного аристократа или богача чести меньше, чем у разбойника с дороги.

Несмотря на разыгравшиеся с новой силой студенческие беспорядки и покушение на Трепова, Сергей Александрович дал разрешение рабочим устроить мирную демонстрацию в годовщину отмены крепостного права. Более того, Великий Князь приказал объявить этот день выходным. Его пытались отговорить, запугать последствиями и риском для жизни, но он настоял на своем.

К памятнику Александра II в Кремле стекались толпы трудящихся. Московский генерал-губернатор вышел к ним, не моргнув глазом. Отслужили панихиду, затем рабочие возложили венки. Сергей обратился к собравшимся с речью, которую периодически заглушало громовое «ура». В воздух взмывали шапки. В глазах Сергея блеснули слезы, то ли от ветра, то ли от того, насколько трогателен был момент.

В Москву из Лондона приезжала журналистка Эдит Селлерс, которая изучала деятельность московского генерал-губернатора и потом опубликовала об этом статью в одной из английских газет. Она отмечала прогрессивные подходы Сергея Александровича, разрешившего рабочим создавать союзы на фабриках и избирать комитеты для представительства интересов в переговорах с владельцами. Не осталось незамеченным и стремление Великого Князя к справедливости. С одной стороны, он требовал от фабрикантов разумных уступок рабочим, с другой – убеждал трудящихся, что для них выгоднее успокоиться и продолжать работы, чем устраивать бунты и забастовки.

Жаль, не все в России знали об этой стороне московского генерал-губернатора. Его представляли зашоренным реакционером, ратующим исключительно за жесткие меры. Хотя именно своим умением наладить отношения с простым людом он и нажил себе смертельных врагов. Великий Князь одинаково мешал и промышленникам, которые из-за него несли убытки и были вынуждены удовлетворять требования рабочих, и идейным революционерам, которые не могли допустить единения народа и власти. О какой революции может идти речь, если налицо стремление к справедливости?

В апреле убили министра внутренних дел Сипягина. Убийца был студентом, как и в случае с Боголеповым. Молодежи легче всего заморочить голову. В них еще нет ни опыта, ни мудрости, ни жалости. Зато много энергии, неудовлетворенности и высокомерия по отношению к глупому, закостенелому старшему поколению. Они еще не понимают ценности жизни и с удовольствием готовы приносить в жертву и свою, и чужую. Пассионарностью этой и пользовались революционные главари. Дети считали, что они творили историю, а на самом деле их цинично, не щадя, использовали. Герои внешне, по сути, оказывались стадом, которое вели на закланье.

В то время студенческие беспорядки захлестнули почти все страны Европы. Однако существовала разница. Сергей, который с любопытством просматривал прессу на эту тему, наткнулся на любопытную статью в английской газете, где сравнивали учащихся первых университетов Санкт-Петербурга и Москвы с молодыми людьми, обучающимися в Оксфорде и Кембридже. Выяснилось, что между ними – пропасть. Русские студенты отнюдь не принадлежали к тем высшим классам, к которым относились дети, обучающиеся в главных английских университетах. Родись наши студенты