– Наверное, дело в том, что я слишком высоко вознес твои душевные качества…

– Пойми, я не хочу жить подлецом, бросив жену с ребенком.

– Ты уже женой ее зовешь… – ужаснулся старший брат. – А как же твой долг перед Императором? Ты же присягал ему!

– Пусть он даст свое позволение, тогда никому не придется его ослушаться. Умоляю, уговори его!

– Как ты себе это представляешь, Пиц? Как Ники может дать свое позволение на развод, когда ты тут же женишься на этой авантюристке? Ты забыл, что Саша говорил о морганатических браках? «Сегодня Великие Князья женятся на графинях, а завтра на дочерях любого гоффурьера». Как в воду глядел! А твоя Мама Лёля даже не графиня, не так ли? Неужели ты не понимаешь, что такие браки подрывают монархические устои? Никто не станет трепетать в благоговении перед императорской семьей, которая наполнится сомнительными дамочками! Нет, я не могу и не буду просить Государя о какой-то мерзавке, окрутившей тебя!

– Не смей так говорить про нее! – Павел сверкнул глазами и вскочил, готовый прекратить разговор.

– Ладно, прости! Я… погорячился, – примирительно заговорил Сергей, жестом показывая, чтобы брат сел. Он не мог отпустить его сейчас, когда они впервые говорили об этом деле откровенно.

– Это и есть одна из причин. Все ее осуждают. От ее репутации не осталось камня на камне…

– Но что ж она хотела, Пиц?

– Да разве это лишь ее вина, что так все сложилось?

– Что правда, то правда. Все хороши!

– Почему же она одна должна расплачиваться?

– И все эти жертвы лишь из благородства?

– Я считаю, так было бы правильно.

– Милый мой, хоть меня и трогает твоя порядочность, но правильно было бы ставить долг перед Царем и Отечеством выше своих личных интересов…

– Я дал ей слово!

– Ты как будто намеренно повторяешь ошибки отца… Вспомни, как мы себя чувствовали тогда. Как были разбиты наши сердца! Неужели ты хочешь того же для Беби и Дмитрия?

– Нет, но я также не хочу, чтобы страдал Бодя, который может услышать что-то гнусное о своей матери. Попробуй поставить себя на его место и представить, что бы чувствовал ты, если б о нашей матери кто-то посмел сказать плохо…

– Ну это уж святотатство какое-то! Как ты можешь? Ты сравниваешь нашу святую мать с этой интриганкой?

Теперь не сдержался Сергей. Он встал и в крайней степени возмущения вышел из комнаты. В дверях он остановился и, обернувшись, заявил:

– Надеюсь, Ники никогда не разрешит этого небогоугодного развода! Одумайся! Ты еще можешь сохранить свою честь и исполнить долг! – секунду помолчав, добавил. – Загубили мне тебя, загубили…

– У нас разное понимание чести! – почти крикнул ему в спину Павел.

В тот год, вопреки многолетней традиции братья встречали Рождество порознь. Сергей с Эллой уехали в Дармштадт развеяться и поддержать Эрни, который болезненно переживал развод. Супруги остались там и на празднование Нового года.

XVI

Павел не мог думать ни о чем другом, кроме развода Ольги, открывающего путь к официальному признанию их союза. Эта мысль пульсировала в висках, ныла тупой зубной болью, тянула в груди. Разговор с Сергеем только разозлил его, если не сказать, раззадорил. Советы брата, который всю жизнь жил с Эллой как у Христа за пазухой, выводили его из себя. Откуда советчику было знать, каково это, рыдать над гробом юной супруги, каково остаться одному с двумя крошечными детьми на руках? Да, он всегда был рядом, но это не то же самое! Алексей еще мог его понять, но везунчик Сергей, самые страшные испытания которого были сплетни родни да студенческие волнения, увольте! Павел был сердит на брата и принялся за дело с еще большим рвением, словно назло тому.

От навязчивой идеи его не отвлекли ни новая волна молодежных беспорядков, ни произошедшее в феврале покушение, к счастью, неудачное, на московского обер-полицмейстера Трепова, которого Пиц знал лично. Это преступление продолжило череду террористических актов, возобновившихся прошлой весной убийством министра народного образования Боголепова. Великого Князя все больше тревожила опасность, грозящая Сергею, раздражающего революционеров и либералов всех мастей своими твердыми монархическими взглядами, но, несмотря на переживания, ни подачи искового прошения о разводе Ольги Пистолькорс в консисторию, ни разговора с обер-прокурором Святейшего Синода по поводу этого дела Его Императорское Высочество не отложил.

За пару недель до визита к Победоносцеву Павел еще раз встречался с Ники и вновь просил его сжалиться над своей несчастной долей. Император, выслушав все те же доводы и вновь выказав сочувствие, еще раз отказал. В заключение он на всякий случай напомнил, какое наказание полагается члену императорской семьи за морганатический брак. Вообще, обмен уже не раз озвученными доводами начинал Царю докучать. Лучше бы Павел занялся делом. Столько вокруг областей, куда хорошо бы применить свои старания, а он мается какой-то чепухой. Ладно бы только сам сделался героем кафешантанного водевиля, так он и всех туда пытается затянуть. Все это так глупо и не вовремя. Сейчас, во время новой волны беспорядков, семья должна была бы сплотиться, показать единство и незыблемость императорского дома, но нет, любимому дяде взбрело в голову раскачивать устои изнутри.

Приблизительно такого же мнения был и старик Победоносцев. Николай Петрович и сам, как человек верующий, многие годы занимающий должность обер-прокурора Святейшего Синода, не мог одобрить поведение Великого Князя, так еще и получил от Императора четкое указание развода Пистолькорсам не давать. Похоже, только Павел не догадывался о бессмысленности прошений и безысходности всего этого сомнительного предприятия.

– Такие дела ведутся тихо и скромно, а ведь Ваша связь была въявь перед всеми, а в последнее время происходила совсем открыто. Дело велось крайне неблагоразумно. Ведь знаете ли Вы, что нынче осенью Пистолькорс являлся к друзьям своим с сияющим лицом, что, к радости его, жена его выходит за Вас и будет развод? Об этом все говорили – и извозчики, и лакеи в Царском Селе, – аргументировал свой отказ Победоносцев.

– Не может быть! – Павел не подозревал, сколько внимания было привлечено к его скоромной персоне. Больше всего его раздосадовал Пистолькорс. Он оказался еще глупее, чем думал Пиц. Или же он делал это намеренно? Церковь освобождала от уз брака только обманутого супруга, изменщик же обрекался за прелюбодеяние на всегдашнее безбрачие. При такой огласке Ольга никак не могла получить развода. Положа руку на сердце, вина в том была не только ее болтливого мужа. Великий Князь и сам не особенно усердствовал, скрывая свой роман, сначала потому, что не считал это увлечение чем-то серьезным, а потом было уж поздно.

– Про дом в окрестностях Берлина, где вы с нею открыто проживали,