Андреа и Джованни не были исключением из общего правила; они любили разные представления. Стараясь пробиться в первые ряды, молодые люди вклинились в толпу зевак, которые наблюдали за процессией дожа, которую организовали по случаю большого церковного праздника.

Впереди процессии шли восемь знаменосцев, за ними следовали несколько судебных чиновников, шесть музыкантов, звонко дудящих в серебряные трубы, послы иностранных государств и представители дожа. Затем опять шли музыканты с различными музыкальными инструментами, которые тоже вносили свою лепту в потрясающее многоголосие, и чиновники ниже рангом.

В центре процессии шел дож Франческо Фоскари, могучий пятидесятилетний муж с толстой золотой цепью на груди. Он был в шелковой тунике малинового цвета и мантии из золотой парчи, с круглой и длинной, до талии, горностаевой пелериной. Его голову украшала заломленная над лбом шапка – corno – из пунцового бархата с золотым околышем, усыпанным драгоценными камнями.

В Венеции было так много праздников, что иногда на один день их приходилось несколько. При этом дож обязан был посещать разные кварталы города, где происходили праздничные действа, всегда имеющие свой оригинальный сценарий.

Когда он появлялся в приходе Санта-Мария Формоза, ему вручали шляпу из позолоченной соломки, бутыль вина и несколько хлебов. В завершение церемонии к церкви приносили двенадцать деревянных женских статуй и забрасывали их репой. Этот ритуал восходил к случаю, когда двенадцать венецианских девушек были похищены пиратами, а затем спасены молодыми людьми этого прихода.

Но особенно большие и пышные процессии происходили, когда венецианцы приветствовали нового дожа. Тогда, кроме духовенства, знати и чиновников разных рангов, шли и popolani – ремесленники.

Они выстраивались в раз и навсегда определенном порядке. Возглавляли шествие стеклодувы, за ними следовали кузнецы, скорняки, ткачи, портные, чесальщики шерсти и прочие. Замыкали шествие торговцы рыбой, цирюльники, изготовители расчесок и фонарей. У каждого ремесла была своя гильдейская одежда, своя символика и свой оркестр.

Удовлетворив любопытство, друзья заскучали. Впереди был целый день, часть которого они намеревались убить в «Осетре», да вот беда – не сложилось. Джованни, который в отличие от Андреа, привязанного к месту службой в аптеке, большей частью бездельничал и знал все питейные заведения города, сказал:

– Есть одно чудное местечко, где собираются серьезные люди. Уж там-то нам точно никто не помешает сытно отобедать и выпить доброго критского вина, которое куда лучше омбры.

– И где находится этот Эдем?

– В порту. Постоялый двор «Золотой корабль». Его таверна пользуется большим успехом у иноземных купцов и наших негоциантов. Там тихо, спокойно, даже мухи не жужжат. Их каким-то образом извели.

– Айда! – решительно сказал Андреа.

И друзья, не медля, начали пробиваться через толпу, заполонившую площадь Святого Марка.

Чтобы сократить путь к порту, они углубились в calli – узкие венецианские улочки. Они были настолько хаотичны, что в них путались даже местные жители, не говоря уже о приезжих. Calli имели неприятную особенность внезапно исчезать, и тогда человек оказывался в тупике. Обычная для чужака история – после длительной прогулки с вполне определенной целью неожиданно оказаться не там, куда он направлялся, а на том самом месте, откуда начался его путь. Это происшествие казалось ему кошмарным сном, пугающим и удивительным.

Но для наших друзей город давно раскрыл свои тайны. Они еще в детстве облазили все тупики и закоулки, и свободно могли бы подрабатывать чичероне – водить по городу приезжих зевак и вешать им лапшу на уши, рассказывая о «страшных» секретах самого таинственного города в мире, города чудес.

Им пришлось долго идти вдоль строений Арсенала, чтобы добраться до места. Арсенал был настоящим чудом Венеции. Его окружали мощные стены с башнями, а вокруг стояли невзрачные домишки рабочих. Это был район маленьких площадей, большого количества тупиков и кривоколенных переулков. Ремесленники, связанные с Арсеналом, рождались и умирали, крестились и женились, не выходя за пределы трех церковных приходов – Сан-Мартино, Сан-Тернита и Сан-Пьетро.

Обитателей этого места называли arsenalotti, и их значение для республики было таково, что молодые дюжие кораблестроители служили телохранителями дожа. Они же были и пожарными. Только arsenalotti позволялось работать на Монетном дворе, и только они были гребцами на церемониальной барке дожа. Гордясь своим положением, они никогда не объединялись с другими ремесленниками Венеции.

Большей частью здесь строились военные галеры. В Арсенале трудились корабельные плотники и конопатчики, канатчики и кузнецы, пильщики и изготовители весел. За десять дней они могли построить и оснастить три галеры. Флот Венеции насчитывал около сотни длинных боевых галер, три сотни больших – «круглых» – торговых кораблей, оснащенных для морского боя, и три тысячи прочих судов. Моряков насчитывалось около сорока тысяч; это была пятая часть мужского населения города.

Боевые корабли носили обычно звучные названия: «La Forza» – «Сила», «La Fama» – «Слава», «La Salute» – «Счастье». Они предназначались для защиты торговых конвоев, по определенным дням отплывавших из Венеции, для сражений с пиратами и для налетов на вражеских купцов.

Ни один иностранный корабль не чувствовал себя в безопасности в водах, которые Венеция полагала своими. Офицеров на галеры выбирали из знатных людей города. Служба на море была обязательной частью образования молодого патриция.

Профессия galeotto – гребца относилась к числу самых низких. Большую часть матросов составляли пьяницы, должники, преступники и прочие отбросы общества. Венецианские суды зачастую отправляли осужденных не в тюрьму, а на галеры. Эта каторга была очень тяжелой. Полтора года службы на галерах приравнивались к трем годам тюремного заключения и позорному столбу, а семь лет – к двенадцати годам тюрьмы. Скудная еда гребцов состояла из сухарей, вина, сыра, солонины и бобов. Для «воодушевления» гребцов на борту обычно находился францисканский монах.

«Золотой корабль» и впрямь представлял собой вполне приличное заведение. Андреа даже удивился – как так получилось, что он не имел понятия о существовании этого постоялого двора?

– Его построили совсем недавно, – объяснил Джованни. – Гостиница и таверна принадлежат семейству Тьеполо. Это еще те выжиги. Пользуясь своим положением, захватывают все незастроенные клочки побережья.

Внутри таверна и впрямь напоминала корабельный трюм, выполненный из добротного, хорошо остроганного вощеного дерева. Помещение было изрядно украшено и раззолочено. Там имелась даже адмиральская каюта – отдельное, тщательно изолированное от подглядывания и подслушивания помещение, где негоцианты и купцы производили торговые сделки и вели переговоры.

А уж вино в «Золотом корабле» действительно оказалось превосходным. Но не для кошелька Андреа Гатари, который был всего лишь скромным аптекарским стюардом. Выручил Джованни, не испытывающий недостатка в средствах.

Из мясного им подали превосходную мортаделлу, – ливерную колбасу – фаршированного каплуна с острым соусом и очень вкусное венецианское заливное[36], до которого был особенно охоч Джованни. Вместо хлеба разбитной камерьере принес свежеиспеченный пирог с мясом омара, а на десерт – фрукты в меду.

Когда все было съедено и выпито, Андрея в изнеможении откинулся назад, привалившись к стене таверны, и сказал:

– А теперь неплохо бы немного размяться, а то от тяжести в желудке, который набит доверху, я чувствую себя убеленным сединами старцем.

– Уверен, что сегодня такой случай нам непременно представится, – смеясь, ответил Джованни. – Давно мы свои мечи не вынимали из ножен. Так они могут и заржаветь.

Он как в воду глядел. Разминка их ожидала знатная. Покинув «Золотой корабль», друзья направили свои стопы на остров Мурано, где находились мастерские стеклодувов. Там намечались по случаю праздника танцы, которые благодаря великолепному оркестру стеклодувов пользовались большим успехом у молодежи