к самой северной точке на окружности чаши, независимо от того, в каком направлении направлен нос корабля. На этом отрезке нашего плавания нам оставалось только слегка отклонить нос "Мемнона" влево от того направления, куда нацеливался нос рыбы. Ночью или днем волшебная рыба непогрешима. На обратном пути мы просто направим нос Мемнона в обратном направлении; это всегда предполагает, что мы когда-нибудь вернемся в Египет.

Рамзес усмехнулся над моей маленькой рыбкой. - Может ли он также спеть оду богам, или принести мне кувшин хорошего вина, или указать путь хорошенькой девушке с киской, сладкой, как мед?- он хотел знать. Я был глух к такому неприличному легкомыслию.

В нашу первую ночь в открытом море небо было полностью закрыто облаками. Не было ни солнца, ни луны, ни звезд, которые могли бы вести нас. Мы плыли всю ночь в Стигийской тьме, и только камень возвращения домой указывал нам путь. Задолго до рассвета мы вдвоем поднялись на палубу и уселись над деревянной чашей, глядя на нее в слабом свете потрескивающей масляной лампы. Рамзес коротал время, отпуская за мой счет все больше своих маленьких шуточек. Он пришел в ужас, когда рассвело и облака рассеялись, и стало ясно, что "Мемнон" и моя маленькая рыбка держали точный курс чуть западнее Севера.

‘Это действительно волшебство, - пробормотал он себе под нос, когда это случилось на третье утро подряд. Затем, на четвертое утро, когда солнце подняло свою огненную голову над горизонтом, опустошенный остров Крит лежал не более чем в пяти лигах прямо перед нашими носами.

Много лет назад, когда я впервые увидел их, горы Крита были зелеными и густо поросшими лесом. Огромные города и порты отмечали берега острова как самые процветающие в мире. Воды вокруг его побережья кишели кораблями: как военными, так и грузовыми.

Теперь и леса, и города исчезли, превратившись в почерневший пепел от огненного дыхания великого бога Крона, который в приступе гнева разрушил гору, на которой его заковал в цепи собственный сын Зевс, и разнес ее в клочья огненным извержением вулкана. Остатки его единственной горы утонули под водой, не оставив и следа от прежнего существования. Мы изменили курс и подплыли настолько близко к земле, насколько это казалось безопасным, но я не мог распознать никаких признаков, которые существовали раньше. Даже по прошествии стольких лет в воздухе все еще пахло серой и мертвечиной - как животными, так и рыбами. Или, возможно, это было только мое живое воображение и острое обоняние. Во всяком случае, вода под нашим килем была лишена жизни; коралловые рифы были уничтожены кипящим морем. Даже Рамзес и его команда, никогда не знавшие этого мира, были подавлены и потрясены таким полным разрушением.

- Это в изобилии свидетельствует о том, что все стремления человека ничтожны и ничтожны перед лицом богов.- Рамзес заговорил приглушенным голосом. - Давайте поспешим покинуть это место и оставим его апокалиптическому гневу бога Кроноса.’

Поэтому я приказал рулевому повернуть руль и увеличить скорость. Мы двинулись на север, в греческое море, все еще держась на расстоянии нескольких пунктов к западу от истинного Севера.

Для меня это были неизведанные воды, в которые мы плыли. Крит был так далеко на севере, как я когда-либо осмеливался. Через день мы вышли из района, опустошенного вулканом, и море вновь приняло свой дружелюбный и гостеприимный вид. У Рамзеса был быстрый и пытливый ум. Ему не терпелось учиться, и я с радостью согласился ему помочь. Он особенно хотел знать все, что я мог рассказать ему об истории его семьи и происхождении, о котором я знал очень много. Я лично жил с четырьмя поколениями фараонов. Мне было приятно поделиться с ним своими знаниями.

Но мы не были настолько увлечены историей Египта, чтобы пренебрегать своими обязанностями командиров самого лучшего военного корабля на плаву. Время, которое мы тратили на изучение прошлого, было ничто по сравнению с тем, что мы тратили на подготовку к будущим непредвиденным обстоятельствам. Как и подобает кораблю такого класса, команда была подобрана Рамзесом и представляла собой самую прекрасную группу людей, какую я когда-либо видел в действии, но я всегда верил в совершенствование совершенства, если это хотя бы отдаленно возможно. Рамзес безжалостно обучал своих людей, и я помогал ему поддерживать их на самом высоком уровне подготовки.

Самые лучшие военачальники обладают чутьем на опасность и присутствие врага. К полудню третьего дня после того, как мы оставили остров Крит позади, я начал испытывать знакомое безымянное беспокойство. Я провел большую часть дня, тайком обшаривая горизонт не только впереди корабля, но и позади нас. Я по опыту знал, что игнорировать эти мои предчувствия опасно. И тут я понял, что не одинок в своем беспокойстве. Рамзес тоже начал волноваться, но он не мог скрыть своего беспокойства так же хорошо, как это удавалось мне. Конечно, он был гораздо менее опытен, чем я. Ближе к вечеру, когда солнце было всего на расстоянии вытянутой руки над западным горизонтом, он отложил меч и шлем в сторону и взобрался на верхушку грот-мачты. Какое-то время я смотрел, как он смотрит нам вслед, а потом не смог больше сдерживаться. Я также снял с себя оружие и доспехи и подошел к подножию мачты. К этому времени команда и особенно те, кто по очереди садился за длинные весла, с интересом наблюдали за мной. Я поднялся с главной палубы в "Воронье гнездо" на вершине, не останавливаясь, и Рамзес освободил мне место, хотя нам двоим было тесно в ведре "Вороньего Гнезда". Он ничего не сказал, но некоторое время с любопытством смотрел на меня.

‘Ты его еще не заметил? Я нарушил молчание, и он удивленно посмотрел на меня.

‘Я кого-нибудь заметил?- осторожно спросил он.

- Кто бы это ни был, он следит за нами, - ответил я, и он тихо засмеялся.

- Значит, ты тоже их почувствовал. Ты хитрый старый пес, Таита.’

- Я стал старым псом не потому, что был глуп, молодой человек.’ Я очень чувствителен к намекам на свой возраст.

Рамзес перестал смеяться. ‘Как ты думаешь, кто это?- спросил Он более трезво.

- Это Северное море - место охоты каждого пирата, который когда-либо перерезал себе горло. Как я мог выбрать одного из них?’

Мы смотрели, как солнце тяжело опускается в море. Однако горизонт позади нас оставался