от змей и лошадей». В общем, начинать следовало бы с курса символики длительностью в четыре семестра, чтобы вы правильно оценили мои слова.

139 В том-то и беда, что существует пропасть между общими представлениями об этих вещах и моими собственными мыслями на сей счет. Даже выступай я перед врачами общей практики, мне пришлось бы рассказывать об особенностях niveau mental (умственного уровня), как выражался Жане[70], и я с тем же успехом мог бы говорить по-китайски. Например, я бы сказал, что abaissement du niveau mental[71] в одном случае снизился до уровня манипура-чакры[72], то есть до пупка. Мы, европейцы, далеко не единственные люди на земле. Европа – всего лишь полуостров Евразии, а на Азиатском континенте сохранились древние культуры, где на протяжении тысячелетий люди развивали интроспективную психологию, тогда как мы начали постигать психологию даже, так сказать, не вчера, а только сегодня утром. Люди в Азии обладают поистине сказочной проницательностью, и мне пришлось изучать восточную культуру и погрузиться в восточную символику, чтобы понять некоторые факты бессознательного. Я собираюсь опубликовать небольшую работу, посвященную одному-единственному символическому мотиву[73], и смею заверить, что читателей ждет много интересного. Понадобилось изучать не только китайскую и индуистскую, но и санскритскую литературу и средневековые латинские рукописи, которые не известны даже специалистам, так что нужно рыться в запасниках Британского музея. Лишь при наличии такого аппарата параллелизма возможно ставить диагнозы и заявлять, что один сон органичен, а другой – нет. Пока люди не обретут подобные знания, я буду казаться кем-то вроде колдуна. В общем, сплошная un tour de passe-passe[74], как говорили в Средневековье. Если спросят: «С чего вы взяли, будто у Юпитера есть спутники?», а вы ответите, что смотрели в телескоп, поймет ли этот ответ средневековая публика?

140 Я вовсе не хвастаюсь, поверьте. На самом деле я неизменно досадую, когда мои коллеги спрашивают: «Как вы поставили такой-то диагноз или сделали такой-то вывод?» Я отвечаю: «Что ж, объясню, если вы позволите изложить все то, что вы должны знать, чтобы понять». Схожие ощущения я испытал на себе, когда знаменитый Эйнштейн работал в Цюрихе. Мы часто сталкивались, как раз тогда он начинал работать над своей теорией относительности. Он заходил ко мне домой, и я расспрашивал его о теории относительности. С математикой у меня непростые отношения, так что можете вообразить, какие трудности поджидали беднягу профессора, который пытался объяснить мне свою теорию. Он был в полной растерянности, а я, когда понял это, знать не знал, куда спрятаться от стыда за собственное невежество. Впрочем, однажды он задал мне какой-то вопрос из области психологии, и тогда я ему отомстил.

141 Специальные знания – ужасный недостаток. Они способны завести слишком далеко, туда, где уже нет возможности что-либо объяснить. Да, мы с вами здесь говорим об элементарных, казалось бы, фактах, но если вы примете эту точку зрения, то, думаю, поймете, почему я делаю те или иные выводы. Мне жаль, что у нас мало времени, что я не могу поделиться всеми своими познаниями. Когда дойдем до анализа сновидений, мне придется рискнуть: не исключено, что меня сочтут глупцом и невеждой, поскольку я физически не могу перечислить все исторические свидетельства, которые обусловили мои выводы в этом отношении. Пришлось бы по крупицам цитировать китайскую и индуистскую литературу, средневековые тексты и все прочее, чего вы не знаете. Да и откуда вам знать? Я сотрудничаю со специалистами в других областях знания, они мне помогают. Так, мы работали с моим покойным другом профессором Вильгельмом[75], замечательным китаистом. Он перевел очередной даосский текст и попросил меня прокомментировать перевод с психологической точки зрения, что я и сделал[76]. Китаистика для меня – темный лес, и любые сведения из этой области будут для нас в новинку. Китайские философы, уж поверьте, знали, о чем говорили. Нам привычно снисходительно насмехаться над древними, но они были ничуть не глупее нас. Они были изрядно умны, и нам, психологам, найдется чему поучиться у древних цивилизаций, в особенности у Индии и Китая. Бывший председатель Британского антропологического общества как-то спросил меня: «Почему у столь интеллектуального народа, как китайцы, нет науки?» Я ответил: «У них есть наука, но вы ее не понимаете. Она не сводится к принципу причинности. Принцип причинности – не единственный принцип на свете, ведь все относительно».

142 Наверняка кто-то воскликнет: вот же олух! как можно говорить, что причинность относительна?! Но посмотрите на современную физику! Восток в своем мышлении и своей оценке фактов исходит из другого, нежели мы, принципа. У нас нет даже подходящего слова для его обозначения. А на Востоке, естественно, такое слово есть, но мы его не понимаем. Это восточное слово – дао. У моего друга Макдугалла[77] имеется ученик-китаец, которого как-то спросили: «Что конкретно вы понимаете под дао?» Типичный для Запада вопрос! Китаец стал объяснять, но Макдугалл ответил: «Все равно не понимаю». Китаец вышел на балкон и сказал: «Что вы видите?» – «Я вижу улицу, дома, идущих людей и проезжающие трамваи». – «Что еще?» – «Холм». – «А еще?» – «Деревья». – «Еще?» – «Ветки шевелятся от ветра». Китаец раскинул руки в стороны и изрек: «Это и есть дао».

143 Понимаете, дао можно отыскать где угодно. Я использую другое слово для обозначения этого явления, но наш язык достаточно беден. Я говорю о синхронистичности. Восточный разум, взирая на совокупность фактов, принимает эту совокупность такой, какова она есть, тогда как ум западный делит ее на сущности и малые количества. Например, мы смотрим на присутствующих и думаем: «Откуда взялись все эти люди? Почему они собрались вместе?» Восточному разуму это нисколько не интересно. Он задается вопросом: «Что означает, что эти люди собрались вместе?» Для западного ума проблема не в этом, нас интересует, зачем люди сюда пришли и что они тут делают. Восточный разум не таков; ему любопытна цельность.

144 Можно прибегнуть к такому образу: стоишь на берегу моря, а волны выносят к твоим ногам старую шляпу, ветхую коробку, башмак и дохлую рыбу, и все это очутилось на песке. Мы обычно отмахиваемся: «Хлам, ерунда!» Но китайский разум спросит, что означает, что все эти вещи соединились в одном месте? Китайский разум экспериментирует с цельностью, с единением в нужный миг, и у него есть экспериментальный метод, неведомый Западу, но играющий немалую роль в философии Востока. Это метод предсказания возможностей, который до сих пор