так, в любой день, в любой час я жду Ваших руководителей в моём лагере…ˮ. Однако так получилось, что между этим разговором и встречей прошло довольно много времени, примерно 6 месяцев. Как раз в то время мы сформировали отряд, который располагался очень близко к той зоне, где находился Мануэль. Так, в районе Сан Мигеля появился наш отряд, который позже мы стали называть отрядом из Укрании. В этом районе находился источник солёной воды, и там индейцы обычно добывали соль. Поскольку у нас были проблемы с солью, а также для того, чтобы наладить собственное производство соли, мы и решили взять район Сан Мигель под свой контроль. Он был небольшим по территории. Там мы создали отряд под руководством двух командиров, Кардена-ля и Ричарда. Ко времени первой встречи с Мануэлем этот отряд насчитывал более 100 вооружённых людей и имел большое влияние на местное население. Мы запланировали ряд операций, для которых, собственно, и создавался этот отряд. Но в это же самое время назревала грандиозная военная операция правительственных войск, и потому была крайне необходима готовность всех движений самообороны к отражению этого наступления. Для этого мы и направили специальную делегацию из Эль Дависа к отряду из Укрании, с тем чтобы потом через него вступить в контакт с отрядом Мануэля. Во главе делегации были я, Олимпо и “Качапалоˮ; Сиро Трухильо был командиром отряда в Ла Эстрелья, местечке, располагавшемся между Эль Дависом и Укранией. Мы прибыли в Ла Эстрелью, чтобы взять с собой Сиро, который тоже входил в состав нашей делегации. В качестве политических командиров нас было трое, а военными командирами были Гратиниано Роча, Ричард, “Аве Неграˮ и Сиро. Мы написали Мануэлю письмо, где сказали, что так, мол, и так, в такой-то день и такой-то час он приглашается вместе со своим отрядом на встречу. Пришло человек 40. Была даже организована своего рода торжественная церемония. Ричард отдал приказ, чтобы их встретили со всеми положенными воинскими и политическими почестями, которых они вполне заслуживали, со всем уважением, поскольку это были наши друзья, с которыми у нас были общие взгляды, и соратники по борьбе.

Был приготовлен торжественный обед, и все сразу договорились о том, что всё время переговоров все будут без оружия. Караульная служба на время проведения встречи была поручена местному отряду. На следующий день мы начали переговоры с Мануэлем и его людьми. В ходе долгого разговора прояснились все вопросы, и, в частности, Мануэль рассказал нам о том, почему он и его отряд чувствуют себя ущемлёнными в отношениях с нами. Мануэль объяснил, что в последнее время он сталкивался с фактами враждебного отношения и даже преследования его отряда людьми Лоайсов. Он также рассказал, чту отдаляет его от Лоайсов и чту сближает с нами. Но вместе с тем он сказал и о различиях между нами: “Вот это я не разделяю с Лоайсами, а это я разделяю с Вами, но и не все Ваши методы мне нравятся, однако я вижу, что их можно улучшитьˮ. Он подверг критике всё, включая и наши политические планы по работе с населением, и поделился своим опытом в этой области. Он разъяснил нам, как он это видит. Мануэль также подверг серьёзной критике наши военные методы, видя в них много неверного. “Ваши принципы управления подразделениями очень напоминают армейские, они буквально скопированы с них. Это можно и нужно совершенствовать. Мы должны создать свои собственные принципы ведения войны, свою собственную дисциплину, но дисциплину более сознательную, более идейную, не слепую, не тюремную, как в армии. Там, например, если кто-то совершит какую-то ошибку, то тут же тащат колодки или бросают в тюрьму, наказывают морально или физическиˮ. Я думаю, что в его анализе наших методов было много правильного. И потому, после этой встречи мы внесли серьёзные коррективы в нашу работу по укреплению внутренней дисциплины…».

Мануэль и Бальтасар были одного возраста, в то время им было по 20 лет. Они даже стали вместе спать на одном лежаке. Но ночью они не столько спали, сколько продолжали вести разговор о своём партизанском опыте и идеях. «Мануэль был человеком необычайной жизнерадостности и тонкого юмора. Он почти сразу вызывал чувство симпатии у собеседника. Он умел очень хорошо говорить. Собственно говоря, уже в то время было ясно, что он достигнет очень многого. Как-то в ходе одной дискуссии он сказал: “Оставьте мне мой отряд, я буду действовать самостоятельно. У меня есть там кое-какие внутренние проблемы, но я их прекрасно вижу. Есть некоторые люди с не очень хорошими склонностями, но я решу эту проблему сам. Но с этого момента пусть мой отряд считается частью более широких, допустим, Революционных силˮ. Я помню, что тогда мы даже предложили довольно помпезное название, что-то вроде Народно-революционных сил Колумбии. И Мануэль сказал тогда: “Будем считать, что мой отряд – это один из Ваших отрядовˮ. И вот так, постепенно, он включился в процесс совместной деятельности с нашим отрядом из Укрании. Это заняло примерно 2–3 месяца.

Ну, а потом было большое наступление армии, и именно в ходе этой военной операции правительственных сил произошло реальное объединение всех наших отрядов, что позволило нам в течение 2–3 месяцев, пока противник вёл наступление, дать ряд серьёзных сражений. Они проходили уже под руководством единого партизанского командования. Наступление армии привело к серьёзным осложнениям. Некоторые из наших поспешили отойти от нашего движения, самоизолировались и стали создавать свои собственные вооружённые группы для грабежа и убийства мирного населения. С такими Мануэль расправлялся беспощадно и довольно быстро покончил с ними. Наступление противника объединило нас, и центральное командование в Эль Дависе издало приказ собрать все отряды юга в единый кулак, оставив только несколько невооружённых групп для завершения сельхозработ и несколько – для защиты местного населения. Главные же силы должны были сконцентрироваться в Эль Дависе для начала своего рода всеобщей контратаки по всему югу Толимы в ответ на наступление армии в 1950 г.

Наш объединённый с Лоайсами Штаб был реорганизован. Первый состав Штаба к тому времени уже устарел, и потому мы снова направили его работу в нужное русло. Маруланда вошёл в состав второго, реорганизованного Штаба, и уже не в качестве руководителя одного из отрядов Лоайсов. К этому моменту он уже играл важную роль в партизанском движении этого региона. И уже тогда его звали “Снайперомˮ. Я имел возможность лично убедиться в этом. Как-то мы вышли прогуляться по расположению Штаба, и он увидел маленькую птичку, сидящую высоко на ветке.