за тобой. Твоя рука нашарила дверную ручку, и, подтянувшись, ты шатнулась, но развернулась не к матери, а к крутой ступеньке. Пема представила, как ты падаешь головой вперед, закричала: «Стой!» и вскочила, чтобы удержать тебя за руку.

Ты уже падала. Но она вовремя подхватила тебя. Ты кричала. Пема гладила тебя. А ты все кричала. Она вертела тебя, рассматривала. Ни укусов, ни шишек, ни синяков она не увидела. Но ты никак не могла успокоиться. Она покормила тебя грудью, подогрела воды, искупала. Наготовила разных чаев и микстур. Однако ничто не могло тебя утешить.

Через три дня, в отчаянии, Пема позвала монахов. Они осмотрели тебя и, уверившись, что тобой завладел злой дух, принялись его изгонять.

Они пели, выполняли ритуальные действия, а ты все плакала. Разве не доказательство?

С тех пор Пема часто думала, а не забрали ли у тебя монахи что-нибудь еще? Ведь потом ты никогда больше не плакала.

Пема выходит из дома, который уже не ее дом, и идет во двор, который уже не ее двор. Берет молот и изо всех сил бьет в гонг. Звук резкий. Он звенит у нее в голове. Это сигнал: все, что бы ни происходило, сейчас кончится.

Она смотрит, как последний беспамятный, придя в себя, выползает на солнце и возвращается в дом забрать добро, какое сможет унести.

Пема понимает, в чем ее первая ошибка: она передоверила своего ребенка монахам, да неважно кому. И теперь, когда ты сбежала, она даже не сможет объяснить, что хотела лишь уберечь тебя.

Пема укладывает амулеты, гребни, шелковый кафтан – драгоценные мелочи, поместившиеся в мешок, который, уходя, она возьмет с собой.

Но прежде, в последний раз преклонив колени перед своим алтарем, она зажигает свечу и клянется: она выучит уроки нынешней жизни, ей не придется бесконечно их повторять.

18

Дарвин, наши дни

Поставив машину на подъездную дорожку, Марджи остается сидеть, пока даже с опущенными стеклами не становится слишком жарко. Элси в воротах запрыгнула на хозяйку, а потом вскарабкалась на пассажирское сиденье. Теперь она вылезает обратно.

Наверху Марджи наливает Элси в миску воды, а себе воды со льдом. Откидывается на кушетке и прикладывает стакан ко лбу, чтобы остыть. Элси шумно лакает воду, а потом тяжело ложится на другой стороне веранды задом к Марджи. Может, собака в самом деле инстинктивно отстраняется, воспринимая мое уныние как какой-то истекающий из меня яд, думает Марджи.

Улегшись, она смотрит на мадагаскарскую равеналу. Со второго этажа прекрасно виден веер ветвей. Некоторые листья уже коричневые. Надо бы подрезать. Но у нее нет садовых инструментов для работы на такой высоте, и она не представляет, у кого бы можно их одолжить. Вообще одолжить хоть что-нибудь.

Марджи надеялась, переезд туда, где она никогда не была и никого не знала, может стать шансом обрести себя, что бы это ни значило. Но нашла лишь собственное одиночество. Она может уехать отсюда, и никто ее не хватится, даже Джей. Скоро появится замена, другая Марджи, которая тоже бежала, все равно от чего.

Из последних дней в Мельбурне Марджи помнит только, как таскала вещи в машину. Она представления не имела, где находится, пока не доехала до Порт Пири и ей не пришлось искать дешевую гостиницу. На тот момент она провела за рулем одиннадцать часов, и все это время вспоминала свою жизнь, недоумевая, как же докатилась до такого.

Перед разрывом Марджи по просьбе жены два месяца спала на диване в кабинете. После выкидыша та заявила, ей, дескать, нужно личное пространство. Пространство и покой. Марджи ничего не требовала, предполагая, как та страдает. А оказалось, вовсе нет.

Ребенок не был выбором Марджи, она тут ничего не решала, поэтому, когда все случилось, а потом не случилось, восприняла это скорее неудачей, чем страшной потерей. Ни беременность, ни выкидыш она даже не ощущала реальностью. Два месяца, ночуя в кабинете и тихонько передвигаясь по квартире, чтобы лишний раз не травмировать жену, Марджи утешала себя представлениями, как они вместе будут стареть. Проматывала вперед тридцать лет и видела обеих возле сельского домика в Каслмейне, или как они трудятся в заросшем саду, споря, вечно споря, какую поставить музыку.

Как-то Марджи встречалась с приятелем, и тот спросил, как у нее дела. Могу себе представить, к своему удивлению ответила Марджи, что через тридцать лет опять буду счастлива.

До того можно еще немало прожить и немало сделать, тебе не кажется? – спросил он.

От вопроса Марджи заколотило. Она потягивала кофе, но не удержала чашку и пролила кофе.

Как все печально, ударило ее. Утрата. И она расплакалась.

С ребенком важнейшие жизненные вопросы Марджи – чему посвящать время, кого любить – получили неожиданный ответ. Она будет беречь его, даст ему дом, любовь. А когда он научится ходить и говорить, будут футбол, кемпинг, праздники, игра на пианино. С какой легкостью она отдавала тридцать лет тому, кто еще даже не родился. А теперь, когда ребенка, способного заполнить годы, не стало, что же было делать?

В номере дешевой гостиницы Порт Пири Марджи в изнеможении упала на кровать.

Ты мне теперь даже не нравишься, сказала жена. Ее прямота очень привлекала Марджи, когда они только познакомились. Это-то и привело их в постель. Но при расставании она оказалась жестокой.

Измученная, Марджи спала неглубоко и, в половине пятого утра выехав с гостиничной парковки, опять двинулась на север по шоссе Принсес. Когда взошло солнце, дорога стала красной. Много часов Марджи не видела ни одной машины.

Она вспоминала день свадьбы. Десятого декабря 2017 года, на следующий день, после того как в Австралии узаконили однополые браки. Раньше Марджи считала, свадьбы совершенно бесполезны, и они решились на свою только ради вечеринки, так как теперь можно. Она и не предполагала, какое впечатление произведет на нее ритуал. Но когда в присутствии близких родственников они надели друг другу кольца, она почувствовала себя в центре круга, и круг этот был любовью.

Где-то за озером Харт Марджи опустила стекло – вдохнуть воздух пустыни. Она даже не понимала, что плачет. Ветер выдувал слезы. Но потом перед глазами все расплылось и пришлось свернуть на обочину, стереть с солнечных очков соленые пятнышки.

Марджи ехала большими прямыми перегонами: Мельбурн – Порт Пири, Порт Пири – Алис-Спрингс. Однако после Алис-Спрингса просидела за рулем всего полтора часа, до Теннант-Крика. Как будто в результате смены часовых поясов мужество осталось позади, а вернуться за ним возможности